Ну и, естественно, я в своей чёрной форме явно выделялся среди сеченовцев, носивших в большинстве своём светло-голубые и нежно-зелёные мундиры и костюмы, словно ворон среди стаи голубей. Так что меня сразу же замечали, где бы я ни появился. С интересом пытались рассмотреть шеврон академии и факультета, а затем начинали о чём-то шептаться. Хотя я бы не сказал, что, напрягая живицу в ушах, услышал что-то обидное. Просто многим, а особенно девушкам было интересно, кто этот «боевик», и, естественно, что «он» здесь делает.
Забавно… С Кремлёвского концерта запомнилось почему-то, как в зале довольно агрессивно реагировали друг на друга представители школ при разных Академиях. А вот сейчас, чуть меньше года спустя, я как-то не чувствовал к себе особого негатива.
Хотя, возможно, дело было в том, что тогда «жизнюки» были, можно сказать, монолитом, готовым противостоять другим школьникам, а сейчас я находился в Академических помещениях и мне постоянно встречались студенты, носящие то деревце одного из наших факультетов, то символы стихий морозовцев, то эмблемы сахаровцев.
– Антон? – услышал я вроде бы знакомый голос. – Каменский, ты, что ль?
Обернувшись, я увидел довольно пухлого паренька в компании ещё трёх парней, носящих на рукавах пустые «яшмовые» шевроны одного из сахаровских факультетов.
– Э… – Парня я точно где-то видел, но вот так, чтобы вспомнить сразу…
– Это я, Егор Юдинцев! – попробовал он ещё раз. – В параллельном в прошлом году учился!
– О! Теперь вспомнил! – улыбнулся я.
Действительно. Не то чтобы мы общались или водили знакомство, но пересекались в коридорах.
– А я смотрю, идёшь! Ты или не ты, сразу не пойму, а как глаза увидел… – воскликнул он, спрыгивая с подоконника, на котором до этого восседал и, подходя ко мне и пожимая протянутую руку. – Ребят! Знакомьтесь! Антон Каменский, самый безбашеный берсерк Тимирязевки моего Школьного выпуска! Мало того что долбит взрывами так, что мало никому не покажется, так ещё и главный сердцеед школы!
– Ну, это ты, конечно, загнул… – улыбнулся я, по очереди пожимая руки представившимся парням. – Да и в остальном устаревшие сведенья…
– В смысле? – удивился Егор. – Ещё скажи, что не ты первую школьную красавицу соблазнил!
– Ты про Уткину, что ль?
– Ну так! – фыркнул парень. – Про неё, конечно! У нас полкласса по ней пару лет страдало, а ты пришёл, раз – и она твоя!
– Да ерунда всё это, – отмахнулся я. – Подумаешь, в пару на выходе в Кремль один раз встали.
– Ну-ну…
– Я, кстати, не Каменский теперь, а Бажов, – добавил я, ткнув большим пальцем за спину, и слегка повернулся, чтобы было видно тамгу.
– О, в клане теперь значит, – важно покивал Юдинцев. – Круто… А говоришь, не сердцеед…
Ну, что бы он там себе ни напридумывал, переубеждать я не стал, а постарался сменить тему.
– Не знал, что ты в чаровники пошёл, – покачал я головой.
«Ну, не признаваться же тебе, что я даже имени твоего до сегодняшнего дня не слышал…» – подумал я.
– Тык… Куда ж мне ещё, – пожал пухляк плечами. – Я ж тоже из простецов, аспект не то чтобы боевой, да и по конституции не боец. Я тебе так скажу, ничуть не жалею, что на экзамен в лес не стал подписываться. Вот, теперь с группой безродных работаю.
– Главное, чтобы нравилось… – обтекаемо ответил я. – А так – каждому своё…
– Это точно! – поддакнул один из его приятелей, назвавшийся Андреем.
– Ну, – помялся парень и признался: – На первых выходах, честно сказать, даже жалел немного, что поддался на уговоры и вообще в кудесники не пошёл… А потом втянулся.
– Слушай, а правда, что вас, «деревяшек», в самое мясо бросают? – с интересом спросил меня другой сеченовец, имя которого я даже запоминать не стал.
– Да как-то сравнивать не приходилось, – пожал я плечами, отметив, как, оказывается, нас, тимирязевских, здесь называют.
– А сам-то здесь как? – вновь задал вопрос Егор.
– Да… чаровницу нашу с занятий как сопровождающий резидент в прозекторскую на вскрытие привёз, – поморщился я. – У нас одногруппница погибла… вот… Теперь жду результатов.
– М-да… Хорошо всё-таки, что меня к «безродным» распределили, – крякнул четвёртый приятель Юдинцева. – Без обид! Но у нас только и слухов за эти месяцы, что то у вас, то у морозовцев потери…
– У Самойлова в группе тоже один…
– Да там сам на штырь в темноте налетел, – отмахнулся парень, который назвался Андреем. – Довыпендривался парень, вот и сверзился в темноте с полусгнившей лестницы. Там полное «моменто море» виском на арматурину тридцати сантиметров. Ванька жаловался, что совсем неадекватный парень был.
– Слушай, Антон, – вновь вернулся к теме пухлый. – А кто у тебя из наших-то? Чаровников, в смысле…
– Маша Сердцезарова, а что?
– А… мужик! – наигранно взвыл Юдинцев. – Ты теперь прямо-таки мой герой…
– В смысле…
– Да все самые красивые девчонки твои…
– Завязывай придуриваться, – ткнул кулаком пухляка один из его друзей. – Та ж ещё стерва! Да и… г-хм…
– Так, народ, – остановил я разгорающееся бурное обсуждение достоинств и недостатков моей одногруппницы. – Вы сейчас шибко заняты?
– Да нет, – помотал головой Андрей, – допу Ос-Об-З прогуливаем… а что?
– Что есть Ос-Об-З? – поинтересовался я.
– Основы общей защиты, – ответил мне Егор. – Грубо говоря, как дать в морду, не сломав кулак, и не получить в ответ, вовремя заслонившись боевиком. У нас сегодня дополнительное занятие, а на нём свободное посещение.
– А смысл? – удивился я. – Чаровнику же подобное полезно…
– Эм… Антон, – поморщился самый молчаливый друг Юдинцева. – Мне, например, сегодня по полёвке ещё шестистраничный доклад писать на тему: «Травматический срыв эпидермиса на менее чем десяти процентах человеческого тела эгоистичной живицей стихии Земля и способы временного купирования последствий подобной травмы в полевых условиях для сохранения частичного функционала одарённого во время боя». И к другим урокам готовиться. А когда ты мне прикажешь отдыхать? Не, это не так трудно, конечно, но всё же…
– Понял, – я поднял руки ладонями вперед. – Молчу. Я что спросить хотел, столовая у вас есть? А то я сегодня только завтракал… да и то давно. Хотел предложить вместе пройтись.
– А, ну это дело, – кивнул Юдинцев, и компания, подхватив свои пожитки, повела меня в святая святых любого учебного заведения.
Третья столовая, а всего их, как я понял, в башнях Севеновки четыре штуки, оказалась просторным и светлым помещением округлой формы, в котором за столами народ скорее занимался своими делами, чем употреблял пищу. К моему удивлению, ребята повели меня сразу же к раздаточной, не дав свернуть к кассам.
