Спрашивать, откуда он узнал моё имя, с ходу не стал, но вопрос всё-таки приберёг. В том контракте, который он подписал, я значился просто как Бажов из соответствующего клана и никак иначе. Так что, вообще-то, по дороге сюда я приготовился какое-то время доказывать, что я – это я, а не легендарный «верубулюд», которого не стоит слушать, а лучше сразу выпереть за дверь.
Хотя… скорее всего, человек, плотно общающийся не с самой светлой стороной нашего полиса, либо обладал нужными связями, чтобы узнать кто, что и как, либо каким-то другим образом имел возможность получить интересующую его информацию. В конце концов, идиши вообще славятся тем, что якобы знают всё и обо всех, в то время как про них мало кому что известно.
– Таки не были бы вы и не спросили бы. Да-а-а… – всё так же ответил мне хозяин, посторонившись с прохода и жестом приглашая внутрь дома. – А потому проходите, проходите-таки из передней, Антон свет Сергеевич, не стесняйтесь. Да-а… можете звать меня Мишей. Да-а…
– Не против, если я всё-таки буду называть вас Моисей Соломонович? – поинтересовался я у идиша, оказавшись после длинного коридора в просторной гостиной, обставленной довольно затейливо, непривычно, но со вкусом.
– Нет, нет! Как можно для дорогого гостя. Да! – замахал руками анжинер, совершенно не меняясь в лице, так что было совершенно непонятно, прикалывается он или говорит это серьёзно. – Уважьте старого идиша! Да! Зовите меня просто Миша. Да-а.
– Так ведь… – начал было я.
– Понимаю, понимаю! Да! – покивал мужчина. – Культурные различия. Да-а… И всё же, Антон свет Сергеевич, то, что для москвича верно, для московского идиша – сомнительно. Да-а. А вы дорогой гость, потому прощу, Миша и только Миша! Да-а-а…
– Хорошо… – кивнул я. – Тогда вы называйте меня Антоном. А то, признаюсь, неловко разговаривать с человеком намного старше таким образом. Непривычно.
– Антон. Да. Почту за честь! Да-а, – кивнул анжинер и вдруг крикнул куда-то вглубь дома. – Мойша-шан! Мойша! Спустись в холл! Да! Поздоровайся со своим благодетелем, криворукий ниблер! Да!
– Иду тата! Ага! – донёсся детский голос откуда-то с верхнего этажа, и над нашими головами послышался топот.
– Ай! Аккуратнее, косолапый ниблер! Та! – воскликнула молодая женщина. – Чуть не сшиб-таки! Та-а!
С лестницы вприпрыжку спустился уже знакомый мне мальчишка, одетый нынче в чистенькую детскую форму архангельского юнги, разве что без бескозырки, в которой щеголяла богатенькая ребятня в тёплое время года, и, едва сумев затормозить пред нами, вытянулся по струнке, спрятав руки за спиной.
– Вот, Мойша! Да! Познакомься! Твой таки спаситель-избавитель! Да! Антон свет Сергеевич! Да! Настоящий чародей! Да-а.
– Здравствуйте, Антон свет Сергеевич! Ага! Большое вам спасибо! Ага! – звонко, словно из самострела, оттарабанил парнишка, чуть ли не задрав нос к потолку, а затем, хитро блеснув глазёнками на отца, спросил: – А вы правда магию делать умеете? Ага? А то Лехим мне ничего не показывает! Ага! Я прошу, прошу… а он… Ага-а-а…
Я посмотрел на хозяина, зная, что его специфика работы вообще-то не терпит чужеродной живицы.
– Показывайте-таки, показывайте, Антон. Да. Если есть желание. Да-а-а, – тяжело вздохнув, но всё так же не меняя строгости в лице, отмахнулся от ребёнка и покачал головой. – Таки не бойтесь. Да. Всё равно, вы поймите, помещение сильно заражено, так что вы тут или не вы, уже без разницы. Да-а. А покуда Лехим не вернётся в кабуц…
– Куда?
– А… Да! В анклав. Да! – пояснил мне в своей странной манере Михаил. – Лехим-таки – московский идиш. Как и мы. Да-а… Один из немногих способных в моём несчастном народе, но лучший. Да! Иначе откуда бы бедному идишу-анжинеру позволить себе нанять чародея? Да-а-а.
– Он разговаривает немного не так, как вы, – попытался максимально корректно сказать, что принял другого чародея за обычного москвича с чистой речью.
– Что поделаешь! Да… – развёл руками мужчина. – Порченый разум… Да-а-а… Детство вне анклава заставило забыть бедного мальчика язык отцов и слово Иилифаима. Да-а-а. Приспособиться. Да-а-а…
Я промолчал. То, что идиши разговаривают «странно», я знал. Благо в Таганской Нахаловке регулярно появлялись как идиши-старьёвщики, так и коробейники. Да и что уж говорить, среди бандитов также встречались выходы из этого народа, причём обычно быстро поднимающиеся и довольно жестокие в своих методах насаждения криминальной дисциплины. Но вот того, что подобная речь как-то связана с их родным языком, я не знал.
Вместо этого я зажёг на ладони шарик из зелёного огня и немного поигрался с ним под восхищённым взглядом парнишки. Пока со второго этажа на лестничный пролёт не спустилась, надо сказать, довольно красивая молодая девушка примерно моего возраста и не позвала:
– Глупый ниблер, хватит отвлекать взрослых! Та! Немедленно иди делать уроки, или я скажу твоей учительнице Герочке, что ты шлемон, и она не даст тебе морковного лейчака! Та! – Малыша как ветром сдуло, только слегка приподнялись юбки экзотической красавицы, когда он проносился вверх по лестнице под неодобрительное покачивание головой отца, а затем девушка чуть поклонилась мне и на чистом московском с произнесла: – Здравствуйте, сударь. Приятно, что вы к нам сегодня заглянули. Прошу меня простить, хотелось бы пообщаться, но вынуждена идти и следить за этим не желающим учиться сорванцом.
После чего удалилась на верхний этаж с грацией потомственной княжны.
– Моя дочка. Да. Сарочка! Да-а-а, – с гордостью в голосе, но всё такой же миной вечного запора на лице произнёс Шнипелсьсон, а затем пробубнил себе под нос: – Та ещё вертихвостка, оказывается! Да-а-а. Учишь их учишь, а они всё совсем омосковиться хотят. Да-а-а. Соответствовать желают! Да-а. Ох уж я этому Кельнсману покажу, как моих дочек портить. Да-а-а!
– Эм…
– Простите-таки. Простите! Да. Порой бывает, разочаровываешься в интересах нынешней молодёжи кебуца. Да. Всё хотят быть как все, и чтобы дух Иилифаима из них выветрился. Да-а-а. На волю желают. Да, – пробормотал Михаил, показывая мне рукой на одну из внутренних дверей. – В мастерскую, простите, не зову. Да. Сами понимаете… Да-а-а… А вот в кабинет пожалуйста!
– А что такое «Иллифаим», если не секрет, конечно?
– Да какой-там секрет! Да! – отмахнулся идиш. – То родное и святое Древо нашего народа из мест его древней родины. Да-а-а… К сожалению-таки, недонесённое предками до наших мест и потерянное во время скитаний и странствий моего несчастного народа. Да. Очень печальная история… Да-а-а…
Кабинет анжинерного мастера, в котором он, по его словам, принимал редких заказчиков со стороны, отличался максимально спартанской обстановкой и болезненной чистотой. Два высоких не очень удобных стула, между которыми возвышался самый обыкновенный деревянный обеденный стол. А также мощный кульман с закреплённой на нем доской, обтянутой не очень белой, но толстой бумагой, испещрённой какими-то карандашными зарисовками и числовыми расчётами.
