К весне Юлия начала воспринимать жизнь без привычного трагизма. Горечь и холод отчаяния постепенно покидали ее душу. Хвала природе, физическое ее состояние оставалось вполне стабильным. И она знала, что при современном состоянии медицины у нее в запасе есть пятнадцать — двадцать лет хорошей жизни. А кто вообще может сейчас загадывать так далеко?
Владимир опекал Юлию старательно и нежно. Они много гуляли, разговаривали, посещали разные интересные места. Вкусы, привычки и жизненный уклад у них оказались довольно разными, и они с удовольствием делились друг с другом своими познаниями, тем, что любили и ценили. Еще зимой в московскую жизнь вернулось такое старое, в общем, понятие, как кино. И оба они, словно заново, полюбили смотреть фильмы в новых, хорошо оборудованных кинотеатрах столицы, сделав из этих походов почти ритуал. А после рьяно обсуждали сюжет и уровень режиссуры, игру актеров, качество звука и музыки. Юлин «анабиоз» проходил, она вновь стала открытой в общении и была уверена, что ее "заморозка почти оттаяла"…
Постепенно, мало-помалу, несмотря на то что оба избегали разговоров о своем прошлом, наступил момент, когда они уже многое узнали друг о друге.
Он — носитель вируса, но сейчас не болен. Впереди — неизвестность. Профессия — моряк, капитан дальнего плавания, руководитель со стажем. После обнаружения инфекции и у него, и у жены вынужден был списаться на берег. Старые друзья нашли работу в управлении пароходства, но там стало известно о его болезни — информация поступила от медиков, которые не считали, что должны соблюдать правила медицинской этики, когда речь идет о ВИЧ-инфекции. Пришлось уехать с Севера в Москву, к родителям жены, но и тут он не смог устроиться по специальности. А потом случилось самое страшное: от острой пневмонии, которая осложнилась ВИЧ-инфекцией, умерла жена. Хотел даже уйти из жизни, но удержали дети: потеряв мать, они особенно сильно нуждались в отце. Сейчас работает таксистом.
Юлия, будучи более замкнутой, коротко известила Владимира о муже и детях, предавших ее после известия о том, что она является ВИЧ-инфицированной. Истории их семейной жизни были абсолютно разные, но обе безысходно грустные. В разговорах они избегали многих вопросов, но главным табу для них, без всякой предварительной договоренности, стала тема об источнике заражения. Встречаясь в основном в городе или в Клубе, и Юлия, и Владимир избегали еще и бывать в гостях друг у друга.
Буквально через несколько недель у Юлии создалось впечатление, что она уже давно и хорошо знает этого человека. В душе неожиданно для нее самой родилось и окрепло доверие к этому "типу за сорок", как она продолжала называть его про себя с момента знакомства. Респектабельная, но не снобистская внешность, ухоженный вид, легкий освежающий запах приятного мужского парфюма — все это, вкупе со скромной, но хорошей одеждой, внушало Юлии чувство надежности. По лицу Владимира было видно, что он в своей жизни провел много времени на открытом воздухе, зимой и летом. В целом он производил впечатление интересного, опытного и сильного человека — да-да, сильного, хотя и надломленного жизнью. Но он не жаловался и не сетовал на судьбу, хотя в его глазах и рассказах была глубокая, затаенная грусть.
Впрочем, в обращении Владимир нередко бывал, как ей казалось, безапелляционен и резок. А может быть, он просто был человеком другой, мало знакомой ей среды. Он не относился к привычному ей кругу партийно-административной элиты, к которому принадлежала ее семья (отец Юлии занимал высокий пост в ЦК КПСС). Не относился Владимир и к еще одной хорошо известной ей породе людей — к технарям и гуманитариям, ученым-интеллигентам, которые составляли раньше круг их с мужем знакомых. Вот эти слои общества она знала прекрасно… А новый знакомый Юлии был из флотской среды, где у людей служивых все выглядело четче и грубее. Но все-таки Владимира нельзя было назвать грубым. Его четкость и определенность в высказываниях и поступках указывали скорее на зрелость и цельность характера мужчины, имеющего собственное мнение по любому поводу.
Однако, несмотря на доверие, которое вызывал у нее этот человек, и даже несмотря на то что они вращались в разных московских кругах, Юлия твердо решила не откровенничать с ним. Мир, в котором она жила прежде, был довольно тесен. И она давно знала, что Москва, по сути, большая деревня. Она не могла забыть, сколько шума наделала ее история. Они с мужем были когда-то действительно идеальной семьей; об их разрыве, о крушении этой "идеальной семьи" говорили повсюду. Писали и в светской хронике. И потому ей хотелось как можно дольше не сообщать Владимиру свою фамилию, известную благодаря карьере мужа. Отсюда и принцип анонимности Клуба она восприняла с большой благодарностью.
Кроме того, пожалуй, впервые в жизни ей наконец дано было право побыть самой собой, то есть относительно молодой женщиной без определенных занятий. С юности над ней висело громкое имя отца, а потом — мужа. Она всегда была придатком к чему-то, к кому-то. Сначала — к семье родителей, к отцу, затем — к карьере и положению мужа. Теперь же она стала самостоятельной, и ей понравилось быть в Клубе инкогнито.
Впрочем, все это действительно было для нее пока не более чем игрой. Настоящая жизнь протекала внутри нее, глубоко спрятанная от окружающих. И главным в этой жизни была одна мысль, жгучая, как острие иглы: как, как это все могло произойти?! Откуда взялся в ее организме вирус иммунодефицита?
Глава вторая
Новый год они с мужем решили встречать во Франции, под Парижем, в милом провинциальном городке Амбуаз. Туда собиралась отправиться вся их московская компания, это считалось безумно модным. Предполагался костюмированный бал в старинном, недавно отреставрированном замке. Костюмы, как и весь праздник, должны были соответствовать эпохе начала шестнадцатого века. Именно тогда, в период правления Франциска I, Амбуаз переживал период небывалого расцвета и считался одной из главных резиденций французского короля — по крайней мере, именно так сообщали рекламные проспекты туристической фирмы, организовавшей все это празднование. А принимать гостей должен был сам граф Парижский, владелец замка.
Юлия с дочерью нашли и прочитали про этот замок все, что только можно было отыскать в Москве. Кроме того, Юлия специально разыскала в энциклопедии по истории костюма массу любопытных и забавных сведений об одежде знатных господ той эпохи. К костюмированному «историческому» балу семья Земцовых, во всяком случае в лице дам, подготовилась на высшем уровне. Кавалерам же особых одеяний не требовалось: они могли обходиться либо приличными современными костюмами, либо фраками, взятыми напрокат.
Практичные французы предлагали роскошные прокатные костюмы, напоминавшие театральные, и женщинам. Но чужое — оно и есть чужое. Юлия терпеть не могла брать себе что-либо напрокат, даже горные лыжи таскала из Москвы, удивляя таможню и всех окружающих… И после долгих приятных раздумий и многократных обсуждений с московскими подругами и дорогими стилистами она решила сшить костюм в Москве. Ее тонкая, гибкая фигура и вообще природная стать превосходно вписывались в любую эпоху. Пышная многослойная юбка, корсаж с широкими, ниспадающими волнами рукавами, кокетливый хитрый валик с сеткой на голове, прячущий по-старинному причесанные волосы, — все эти атрибуты шестнадцатого века должны были ей пойти. Придумывать, примерять, волноваться было куда приятнее, чем пользоваться французской театральщиной. Тем более что и тканей, и фурнитуры в Москве полно, а портнихи умелые и относительно недорогие.
