Среди фанатичных пуритан, основавших колонию Массачусетс-Бэй, такой проблемы не было, но их вера не продержалась долго. В начале восемнадцатого столетия их потомки стали безбожным народом, как и остальные колонисты. Только каждый пятый ходил в церковь. Американцы в среднем выпивали по шесть кружек пива в день, начиная с завтрака. А в Бостоне и Филадельфии было больше таверн на душу населения, чем в Амстердаме. Судя по количеству детей, родившихся меньше, чем спустя девять месяцев после свадьбы, молодые пары предпочитали заниматься сексом до заключения брака, а не идти в церковь. Церковники часто жаловались, что колонии скатываются в безбожие.
Но когда британский проповедник Джордж Уайтфилд посетил колонии в 1740 году, то вызвал сенсацию на Восточном побережье. От Джорджии до Мейна тысячи фермеров бросали свои поля, чтобы послушать, как он проповедует на лугу или на площади. В Бостоне проповедник собрал толпу из тридцати тысяч людей – больше населения целого города.
Слушатели Уайтфилда кричали от боли, разражались слезами, объявляли себя заново рожденными и шли домой, поклявшись больше не грешить.
– Было здорово видеть столь стремительные Изменения в Манерах Населения, – отчитывался в Филадельфии Бенджамин Франклин. – Раньше они были бездумными или равнодушными к религии, но теперь словно весь мир становился религиозным. Нельзя было и по городу пройти, чтобы не услышать, как разные семьи поют псалмы на каждой улице.
Почему Америка внезапно стала такой верующей? Историкам было трудно объяснить Первое великое пробуждение – так они называют возрождение веры Уайтфилдом и американскими проповедниками, такими как Джонатан Эдвардс. Разные теории относили его к культурным изменениям, социальным беспорядкам и экономическим страхам. Но самое простое и убедительное объяснение дали социологи Роджер Финке и Родни Старк. Они изучали восхождение и падение церквей и, независимо друг от друга, подтвердили эффект негативности.
Ад на Земле
Религиозное доминирование начинается с секты, маленькой группы страстно верующих, которые отделили себя от общества. Подобно пуританам, бежавшим из Англии, из-за отказа подчиниться установившейся Англиканской церкви. Поселившись в Массачусетсе, пуритане больше не были изгоями. Они стали истеблишментом. Секта переросла в конгрегациональную церковь, и она доминировала над Новой Англией так же, как епископальная (американское ответвление англиканства) над другими колониями. Эти главные церкви получали государственные субсидии и могли выжить, не привлекая страстных новых последователей.
Их проповедники были образованными джентльменами, а не харизматичными заводилами толпы. Они проводили элегантные, разумные церемонии, основанные на теологии, которую проповедники изучали в Гарварде и Йеле. Там ценили рационализм, а эмоциональность презирали. Их научили видеть бога как нечто далекое и абстрактное, смутно благосклонное к людям, ничем не похожее на грозного персонажа Ветхого Завета, осуждающего грешных на гибель.
Изысканные современные церковники не вещали с кафедры о вечном проклятии. Они даже не всегда верили в ад.
А возрожденцы верили и очень сильно. Джордж Уайтфилд попросил американских слушателей не позволять современным теологам успокаивать их бдительность. Ведь те отрицали «Вечность Адовых Мук», так он назвал свою проповедь в Джорджии.
– Бойтесь, слепые лидеры слепых, – говорил он, предупреждая, что отрицание ада – лучший способ «продвигать неверие и богохульство».
Он подначивал грешников представлять, как их будут вечность пытать «оскорбляющие их дьяволы» и «бесконечное пламя», и «бессмертный червь укоряющей совести». Эту сцену развил Джонатан Эдвардс в своей знаменитой проповеди 1741 года «Грешники в руках сердитого бога». Забыв теологию, которой его обучали в Йеле, он сравнивал слушателей в Коннектикуте с «отвратительными насекомыми», висящими над адской бездной.
– О, грешник! Задумайся, в какой ты опасности. Это костер гнева, широкая и бездонная яма, – предупреждал Эдвардс. – Ты висишь на тоненькой нити, а вокруг пылают огни божественного гнева. В любой момент они могут поджечь ее и порвать.
Такие церемонии поразили теологический истеблишмент. Ассоциация конгрегациональных проповедников осудила Уайтфилда за использование «хитрости и ума, чтобы пробудить страсти и повлиять на эмоции людей». Преподаватели Гарварда корили его за преступный «энтузиазм».
Эзра Стайлз, проповедник-конгрегационалист, стал президентом Йеля и пожаловался на стратегию возрожденцев: они «намеренно, спокойно и торжественно» сводили людей с ума.
Главные церкви местами использовали свою политическую власть, чтобы помешать возрожденцам проповедовать. Но они проигрывали борьбу, особенно после того, как Война за независимость породила нацию, которая не признавала официальную религию. Как только основные церкви потеряли свой привилегированный статус (и субсидии), их проповедникам пришлось соревноваться за внимание, и это стало настоящим адом – буквально.
Огонь и серу с успехом использовали для мотивации во время Первого великого пробуждения и долгое время после него. С XVIII века в США число прихожан увеличилось втрое, что контрастирует с многовековыми светскими тенденциями в Европе. Почему сегодня примерно две трети американцев принадлежат церкви, когда в Европе столько пустых скамеек? В своем остром социологическом анализе «Церкви Америки» Финке и Старк сделали вывод, что причина не во врожденной духовности американцев или страдании от особых культурных потрясений. Просто европейские государства продолжали официально признавать и субсидировать церкви, а в США никакая церковь не получала монополию.
Как только в XVIII веке началось религиозное соревнование, подъем веры отмечался не только в основных церквях, но и в новых методистских, которые продолжали традицию разговоров об адском пламени Уайтфилда и Эдвардса. Методистские проповедники – далеко не выпускники теологических школ – часто были местными жителями, не получавшими зарплату любителями, за которыми присматривали разъездные священники, которым тоже не хватало семинарского образования. Из крошечной секты в 1700-х к 1850-му году методисты превратились в самую большую религиозную общину Америки.
А потом столкнулись с уже знакомой проблемой основных церквей.
Процветая, методистская церковь основала семинарии, и речи проповедующих выпускников стали добрее.
Их нарекли «Новой школой». Традиционалисты жаловались, что «характерная идея этой системы – благосклонность».
И снова приятная весть не могла соперничать с адом. К концу XIX века Методисты перестали быть самой большой религиозной общиной Америки. Новыми триумфальными выскочками стали боящиеся ада католики и баптисты, чьи церкви быстро распространились в XX веке. В результате многие священники модернизировали свое послание и тоже проиграли проповедникам-возрожденцам – в этот раз евангелистам и пятидесятническим сектам, которые быстро распространялись в 1980-х и позже. Как обычно основная церковь жаловалась на грубую теологию выскочек, но в 1980-х священник главной церкви епископ Ричард Уилки стал призывать друзей-методистов и вынес урок из этого соревнования.
