Послышался быстрый топот. В помещение ворвался паренек, молодой матрос, вызвавшийся сходить на разведку. Он споткнулся о порог, устоял, открыл рот, собираясь заговорить, но так и замер, растерянный…
– Да ты не нервничай, присядь, перекуси, – шеф усадил парня на свое место – на перевернутый ящик, плеснул из бутылки в пластиковый стакан, передал, тот машинально выпил. – Ага, теперь можешь рассказывать.
– Константин Михайлович, – матрос подскочил, но шеф похлопал его по плечу, тот снова присел. Быстро и сбивчиво заговорил: – Пираты пытаются завести двигатель! Яхту готовят к выходу в море. Сам видел, они что-то сгрузили…
– Пусть развлекаются, – пробормотал капитан, его бледное лицо покрылось лихорадочным румянцем, – как бы они ни старались, а без серьезного ремонта ни видеть им моря. Я блок управления моторами разбил, кроме того, заблокировал руль. Так что ни на дизеле, ни даже под парусами никуда они не уйдут. Вы уж извините, Михалыч, испортил я вам судно…
– Какой там испортил! – отмахнулся шеф. – Спас! Да и мелочи все это, вот разберемся с текущими проблемами, потом…
Что будет потом, мы не услышали. Взрыв, мощный, но не настолько, чтобы сотрясать сотни тонн бетона, всколыхнул воздух. Отголосок ударной волны влетел через бойницу, больно ударил в грудную клетку. Я даже подскочил от неожиданности и не один только я.
Еще один взрыв. Ударной волной сорвало пулемет. Он пролетел через все помещение, ударился в противоположную стену, шлепнулся на землю. В ушах застыл монотонный звон.
– Артиллерию подогнали, – сквозь звуковую завесу услышал я свой голос.
– Все к оружию! – закричал Михалыч и бросился к бойнице.
Посреди пляжа, сооруженная из досок, большей частью сворованных на строительстве, а частично оторванных от бортов разбитой шлюпки, стояла замысловатая конструкция, нечто среднее между баллистой и катапультой. Просто реквизит для исторического фильма! Вокруг нее копошились четверо пиратов, еще двое бежали к ним, сгибаясь под внушительной массой газового баллона.
– Вот вы значит что придумали! Баллонами нас обстреливать, ну я вас сейчас! Ребята, а ну целься по этой громадине! – Михалыч надавил на спусковой крючок.
Я взял карабин, выставил его в амбразуру. Вспомнил слова Димки: «Представь, что оружие – продолжение твоей руки…» Мысленно нарисовал траекторию полета пули, выбрал идеальное место для ее конечной точки. Вентиль, что на баллоне, яркий, блестящий на солнце. Нажал на спуск…
Не могу с уверенностью сказать, что в этом была моя заслуга, так шеф сказал, после, что называется перед строем. В тот же миг блестящая часть баллона исчезла, вырвало ее, будто никогда и не было. Ярко-красная ракета вырвалась из рук пиратов, оставляя за собой густой белый след. Она разнесла в щепки «баллисту», ее взрывоопасный шлейф нашел-таки искру, вспыхнул ярко-оранжевым пламенем, погребая под собой пляж, песок, заставив пиратов бежать сломя голову, прыгать в воду в поисках спасения…
– Молодец! – Михалыч уже несколько минут тряс мою руку. – Выражаю тебе благодарность и все такое. Здорово! Снайпер! Да, теперь они не скоро оправятся, – он посмотрел на мое растерянное лицо, отвел меня в сторону и шепотом добавил: – Нормально все Серега! Ты не бери близко к сердцу, все-таки это война, если не ты их, то они тебя. Просто забудь, верь в то, что ты все делаешь правильно, а если вдруг нахлынут сомнения – подойди ко мне, я всегда готов их развеять…
Шеф оказался прав во всем. Действительно, пираты до поздней ночи не решались показаться на пляже, и да, мне было чуточку не по себе. Все-таки я человек сугубо гражданский, да еще и мирный. Кроме того, осознавать, что один твой выстрел стал причиной мучений доброго десятка людей, а может даже причиной смерти нескольких из них – далеко не лучшее ощущение из доступных человеку.
Зато ночь прошла спокойно. Настолько, что мне даже удалось выспаться.
Лишь только солнце поднялось настолько высоко, что перестало слепить нас, спрятавшихся под защитой бетонных сооружений, вдали, на линии соединяющей океан земной с океаном небесным, показался столб густого черного дыма. В бинокль дым стал понятнее, в его нижней части проявился хищный силуэт корабля, полным ходом спешащего к острову.
Первой дым заметила Консуэла. Утром, смешно ковыляя на толстой повязке, она зашла в переданный под мое «командование» северный дот. Зашла, озарив его улыбкой, что сродни солнечному свету. Сдержанно поздоровалась с Витькой и молодым матросом, подошла ко мне, протянула руку, улыбнулась и бросилась на шею. Обняла, зашептала что-то, такое приятное, такое непонятное…
Вдруг она отстранилась, ее взор застыл на одной из бойниц. Она улыбнулась еще шире и захлопала в ладоши. К нам спешит помощь…
Быстро убедившись в том, что и так не вызывало сомнений, я подхватил девушку на руки (так она скоро и привыкнет…), помчался в тоннель, в южный дот, радовать Михалыча и компанию.
Хоть я и спешил, пока мы прибежали, новость уже перестала быть новостью. К тому же не только для нас «хороших».
Ситуация на пляже кардинально изменилась. Там, прижимаясь к кромке леса, кучками стояли пираты. И без того пестрая компания стала гораздо живописнее – многих украшали свежие повязки, один опирался на импровизированный костыль – рогатину из свежесрезанной ветки.
Но это еще не все, двигаясь вдоль узкой полоски песка, в направлении входа в дот, медленно шел наш старый знакомый Отто. Один. Он размахивал белым носовым платком и трусливо оглядывался. Так сразу и не скажешь, кого он больше боится, нас или своих же подчиненных.
Парламентер остановился в нескольких метрах от двери, прокашлялся, прокричал несколько слов.
– Ты смотри, он поговорить хочет, – равнодушно пожал плечами Михалыч, – кто бы мог подумать! Эх, это все мое воспитание. Не трогаю я тех, кто под белым флагом ходит. Вот не размахивай он своей тряпкой, уж я бы тогда с ним поговорил! Ладно, послушаем, узнаем, чего ему надобно…
Начался длинный и скучный разговор. Правда, скучно было только нам, не сведущим в немецком языке. Я даже немного пожалел, что Витька остался в другом доте, он бы перевел, хотя что-то мне подсказывало, что Отто не скажет ничего нового.
Консуэла прижалась ко мне и принялась что-то шептать. Мне показалось, что она понимала суть разговора, более того, пыталась мне переводить, только что толку! Мне хоть по-немецки, хоть по-испански. Хотя, может все не так? Может и не переводила она ничего, а просто говорила, рассказывала что-то, она ведь любит говорить, также сильно, как я ее слушать. Такая вот получается идиллия. А что, по сути своей разговор это не только обмен мнениями, это и обмен эмоциями, а эмоции, какими бы они ни были, в переводе не нуждаются.
Скоро девушку забрали, увели в «лазарет» на перевязку. А я как-то устал. Разом. Честное слово, даже зевать начал. Чтобы взбодриться взял бинокль у одного из матросов, внимательнее вгляделся в очертания приближающегося корабля. Надо же, как быстро он идет. Наверняка капитан перестраховался, говоря о двух днях пути, а может просто «форсаж» включил, как он там называется у моряков…
