– А ты? – спросила я, только сейчас заметив, что голос у меня хрипит. – Ты расскажешь, почему Хран испугался Уроса?
– Да. – Инваго подал демону какой-то знак, и Горный со вздохом облегчения исчез. Я дернулась обернуться, но воин не пустил. Знал, что следующие его слова меня не вдохновят. – Расскажу, но не сегодня.
Мрачно покосилась на него.
– И не завтра. Я отбываю к границе королевства Ариваски на неделю, – обрадовал Дори. – Замолвишь словечко перед мамой?
– А…
– Спасибо. Ночью буду как штык! – заверил он и исчез, не услышав логичного вопроса «в каком смысле как штык?»
Незамедлительно рядом со мной объявился Бузя, вышел из темного угла, держа в зубах давешний канделябр. Одним прыжком перемахнул через полкомнаты, приземлился на стол и аккуратно водрузил на него погнутый предмет роскоши.
– Опять вздыхать будешь? – спросила я, складывая упавший на пол плед.
Демонический питомец помотал головой и, вопреки собственным заверениям, тут же покосился в сторону окна и вздохнул. Пока я умывалась, одевалась и завтракала, он с места не сдвинулся, зато вздохнул трижды и каждый раз с новой интонацией. Протяжно и горестно, коротко и печально, отрывисто-восклицательно, когда я поднялась и подошла к окну.
А там ничего нового. Чистый двор, снежный забор, ворота из щитов, навес для лошадей и крадущаяся к скакунам Гаммира. Я не сразу признала в сгорбленной фигуре все и вся презирающую тарийку, однако, узнав ее, с удивлением потерла глаза. Медам, облаченная в один из охотничьих костюмов Торопа, полой плаща прикрывала седельную сумку и арбалет с колчаном, полным стрел.
– Не поняла… Она что, сбежать собирается? Только этого мне не хватало. – Я повернула ручку и рванула на себя оконную створку. – Стойте!
Мой окрик не успел сорваться с губ, а окно уже захлопнулась. С возмущением обернулась к Бузе, готовая высказать все, что думаю о его самовольстве, но встретилась взглядом отнюдь не с демоническим питомцем, а с Зои, свесившейся с потолка и перегородившей весь обзор.
– Не кричи, – попросила малышка. – Ты ее спугнешь, и мы не увидим очередное возвращение блудной Гаммиры.
– Очередное? – оторопела я.
– Это уже третье по счету.
– Пятое! – В спальню без стука ворвался Тимка. – Ты забыла про ее вылазки ночью.
– Оба раза она даже во двор не успевала выйти. Поэтому я их не учитываю, – возразила демоница. – Ко всему прочему в те разы она забывала взять с собой съестные припасы и оружие.
С удивлением я внимала их переговорам, переводя взгляд с детворы на свекрессу, добравшуюся до скакунов.
– А как же вилка, спрятанная в рукаве? – привел очередной довод малец.
– Ха! Если бы она ее в ход пустила и выколола Торопу глаз, это было бы оружие. А просто припрятанная вилка – это фикция.
Братец внимательно посмотрел на меня, что-то вспоминая, и кивнул своим мыслям:
– Согласен. Сегодня подготовка Гаммиры намного лучше прежних.
Тимка взобрался на подоконник, Зои мягко приземлилась рядом с ним и поманила на колени крота. Все трое неотрывно смотрели на то, как медам седлает Мартину, спешит, явно ругается и каждые пять секунд озирается по сторонам. То, что у свекрессы есть опыт общения с моей пегой, стало ясно, едва кобыла оказалась под седлом, а ее зубы – в непростительной близости от тарийки. Зараза с норовом тут же получила перчаткой по носу, а затем и плеткой по крупу. Удивление на лошадиной морде явно отразилось и на моем лице.
Это сколько же времени Гаммира обхаживала строптивую кобылу, чтобы та не пыталась сейчас ее ни лягнуть, ни с себя стряхнуть? Десятки раз или сотни?
– Как думаешь, далеко уедет? – Голос Тимки прервал мои размышления, возвращая к созерцанию медам в седле и покорной Мартины под ним.
– Недалеко! И поверь мне, такое представление лучше всего смотреть вблизи, – ответила малышка.
– Опять обрушишь на нее щиты ворот?
– Что? – Мой возмущенный вопрос прокатился по комнате и со звоном люстры отразился от потолка, но не был услышан.
– Лучше! Бузя подрежет ей подпругу.
– Когда?!
– Сейчас, – ответила маленькая демоница и щелкнула пальцами точь-в-точь как Хран. Всего на миг крот, сидящий на ее руках, словно бы размылся, а затем вновь стал четким. Во дворе раздался испуганный вскрик, следом громкое ржание лошади и возмущенный голос нашего вояки. Он заметил беглянку.
– Меняем наблюдательный пункт! – скомандовала Зои.
– Тора, давай за нами. Тороп сейчас этой грымзе задаст! – возопил мой добрый братец и выбежал из спальни вслед за малышкой и Бузей. – Он ее в снег окунет…
– Скорее уж отшлепает, как обещал! – донеслось явно из кухни, где каждый звук нынче усиливался пологом.
Однако оба предположения оказались неверны. Мне не нужно было менять пункт наблюдения, чтобы понять, что простым физическим наказанием вояка не ограничится. Только что вернувшийся с охоты, он закрыл щиты ворот, сбросил дичь с плеча и широкими шагами преодолел расстояние до Мартины и ее неудачливой наездницы. Даже не окриком, взглядом отогнал первую, рывком поднял вторую, что барахталась в складках плаща, сорвал с ее головы капюшон и шагнул вплотную.
Тороп произнес всего пару слов, и замершая тарийка забилась в его руках, истошно проклиная. Ее вопли отражались от толщи снежного забора, ударялись в магический полог и, многократно усиленные эхом, звучали над «Логовом», сообщая, что мой названый отец – грязный ублюдок, вдовийский ушмарок, поганое отродье – не смеет прикасаться к даме голубых тарийских кровей. Что он и его опека могут катиться в… предположим, что в бездну или в спальню к… Я не услышала, скорее ощутила, что горячая речь Гаммиры перешла с Торопа на меня. И очень зря. Терпеливо ожидавший, когда свекресса выдохнется и умолкнет, он стремительно потемнел лицом.
Показалось, он ее ударит!
Но закаленный в боях, повидавший несчетное количество смертей и истерик, он вместо того, чтобы надавать свекрессе по щекам, схватил ее за волосы. Притянул к себе и впился грубым поцелуем в губы, а затем обрушился на беззащитную шею, попутно срывая с медам куртку и плащ. Пощечины, царапины и удары разозленный вояка сносил не замечая. На мощение двора полетел женский жакет, следом рубашка…
– Ничего себе, – послышалось с кухни.
– Он ее что, прямо там отшлепает?
И, словно бы услышав, Тороп посмотрел на окна таверны. Одним лишь острым взглядом заставил умолкнуть детей и отшатнуться меня.
– Ох ты ж!
Я помнила этот взгляд и эту напряженную стойку воина с тех пор, когда мы только приехали на заставу. Еще не получившая фамилии названого отца, я жила с ним в съемной комнатушке и была самой обсуждаемой персоной как на заставе, так и в Заснеженном. Болезная молодуха во грехе живет со стариком, отчего ж такую не обсудить. К счастью, меня закидывали грязными предложениями, а не гнилыми помидорами, да и то недолго, пока наш вояка вплотную не взялся за сплетниц и ловеласов-храбрецов.
