– Галерея предков, полное собрание глав рода, – с благоговением пояснила свекровушка и потянула меня вперед. – Идем, я покажу тебе своего супруга и его отца. Они прекрасно получились.
А вот с этим я бы поспорила, потому что вокруг были лишь тяжелые деревянные рамы, темные краски, мрачные лица, и все как одно с боевой «изюминкой». Сломанные, скошенные носы, порванные уши, рваные шрамы, ожоги как от огня, так и от кислоты, стеклянные глаза взамен выбитых или вовсе повязки.
Невольно задала вопрос:
– Это что? Это следы борьбы за реликвию, трофеи с поля боя, последствия какого-то ритуала, пыток, специально нанесенные ранения для устрашения прочих членов рода? Или это и есть та самая подправленная Златогривым внешность? – покосилась я на семенящую рядом тростиночку, но ответила мне Эванжелина.
– Как говорил мой дорогой свекор, это не к месту проявленная глупость. – Мы преодолели еще тридцать шагов, прежде чем свекровушка остановилась и, развернув меня к стене, сказала: – Вот они, мои славные! Свекор Оданас Дори и супруг Гайвен Дори.
Их портреты разительно отличались от остальных. Рамы легкие, из серебра, краски светлые, взгляды открытые, лица без ранений. Вернее, у свекра Эванжелины они отсутствовали, а у супруга был небольшой шрам, пересекающий правую бровь и висок.
– Та самая глупость? – поняла я, разглядывая Гайвена Дори, чьи черты легко угадывались и в Инваго. Та же вздернутая бровь, легкая полуулыбка, упрямая линия подбородка и разрез глаз.
– На самом деле не та самая, а моя, – с улыбкой ответила свекровушка. – Я неудачно обняла его, когда брился. Крику было на два часа, а извинений – на две недели. – И стало ясно, что извинялся тоже раненый.
– Чего не сделаешь, чтоб пустили на порог, – хмыкнула тростиночка.
– На порог спальни? – уточнила я.
– Дома, – ответила Эванжелина. – В первые месяцы брака я была мнительной, импульсивной и не знала, что освобождение от гнева может быть обоюдно приятным, а не односторонне трудовым.
– Поэтому в те две недели Гайвен пахал как буйвол и в сторону жестокосердной супруги не смотрел.
– Неправда! Я сжалилась над ним на десятый день. Поцеловала…
– В щечку, – ехидно хмыкнула черноглазая красавица, поглаживая косу. – А потом долго ругалась, что от мужика несет потом, силосом и конем. И ведь прекрасно знала, что спит он в конюшне.
– Ничего не смогла с собой поделать. Я уже была беременна вот этим удальцом, – указала она пальчиком на небольшую миниатюру, висевшую с краю, – поэтому и реагировала особо остро.
– А это?.. – Я не поверила собственным глазам.
– Мой дорогой Талл до войны… еще такой мальчишка. – Эванжелина с щемящей нежностью погладила по щекам красавца парня, широко улыбающегося на портрете, вздохнула и, словно выпав из сна, спохватилась. – Ох, только не говори Таллику, что я его первым именем называю! Он грозился страшной расправой…
– Собственной матери? – Мое изумление было понятным. Все еще помнились слова воина, произнесенные в «Логове», казалось, вечность назад: «Маму. Ты встретишь маму как родную». – Эванжелина, поверьте, вам, девочкам и све… кре… то есть крестной Гаммире он и слова не скажет.
– Спасибо, родная. Я знаю, что он нас любит, просто не всегда прямо это выражает.
– Да уж, – шепнула я, бросив последний взгляд на улыбающегося молодого тарийца. Темноволосый, светлоглазый, озорной, даже жаль, что мы не встретились раньше. – Идемте дальше?
– Идите, а я здесь еще постою, – ответила свекровушка, и мы с хранителем рода степенно ушли.
– Плакать будет… – поняла я со вздохом.
– Не угадала. Она расскажет пару-тройку анекдотов, пожалуется на слуг и на отсутствие внуков. Упрекнет в том, что он слишком много потратил на конюшню и поэтому вряд ли получит премию в этом году…
– Кто?! Портрет?!
– Какой портрет? – не поняла тростиночка и демоническим голосом пояснила: – Я об управляющем усадьбой говорил, он завернул в галерею, когда мы собрались уходить.
– А… поняла, – протянула я. – Но кое-что мне невдомек. Почему у всех глав рода жуткие шрамы, а Оданас и Гайвен Дори, как младенцы, чисты? Зверь не всех защитил в подземных чертогах или же вы с Вивьен об охоте никого не предупреждали толком?
– Как это не предупреждали?! – возмутилась красавица. – Мы говорили всем то же самое, что и тебе, слово в слово.
– Так в чем дело? Они становились приманками – как я и думала – или на них кто-то нападал?
– Кто?! – искренне удивилась тростиночка. – Тора, Бузя у нас за крота, змей прибрежный сродни местному червю, а человек, пусть и воин, – это даже не божья коровка, а самый мелкий короед.
– И откуда шрамы?
– От глупости. Наши доблестные тарийцы сами на местную растительность и живность нападали! – Не к месту вспомнился папоротник и как я хотела его схватить. – Тупицы трофеесобиратели… – продолжил бушевать скрытый девичьим образом демоняка. – Мы отправляли их с оружием, в броне, но не проходило минуты, как эти идиоты лежали в луже собственной крови. Тут Златогривый, хочешь не хочешь, выбирался из засады, пугая всех вокруг… спешил назад, спасал и, как ты сама понимаешь, оставался голодным, злым. В назидание он некоторые ранения «забывал».
– То есть шрамы – это проявление глупости. А как же первый абсолютно чистый Оданас Дори? Он в драку не полез, или полез и остался невредим, или зверь его, как и меня, забрал без оружия и брони?
– Нет. Ты первая безоружная. А он попросту был умный мужик. Как твой Тороп, – демонически ухмыльнулась тростиночка. – Пока Златогривый безрезультатно сидел в засаде, Оданас осмотрел лес, подружился с червем… то есть с прибрежным змеем, и поставил удачный эксперимент под названием «Ловля на живца».
И после этих слов меня завели в залу приемов, где я в очередной раз ощутила себя тем самым живцом. Огромное помещение, в котором целиком могло разместиться все мое «Логово», было высоким и двухуровневым. Внизу стояли ряды стульев и сидели родственники Дори, ожидающие аудиенции, около сотни высокородных тарийцев, дружно скрипнувших зубами при моем появлении. Вверху располагалась огромная каменная скульптура, отчасти похожая на застывшего в засаде Златогривого. В ее ногах уютно устроился массивный стол из черного дерева, пара стульев для посетителей и почти королевское кресло для главы рода, в котором вольготно расположилась неприятная персона.
Меня не особо смутило, что в этот раз он явился без личного помощника – любителя закрытых клубов, не смутило и то, что Вильгем Дори занял мое временное место, однако он приступил к обязанностям главы рода, а это не шло ни в какие ворота.
– А дядюшка имеет право давать консультации? – шепнула я черноглазой красавице, не забывая про осанку, гордый наклон головы и необходимость придерживать платье, чтобы на него не наступить.
– Нет.
