– Я уже вам сказал, товарищ лейтенант, что ваша группа поступает в мое распоряжение. Что вам неясно?
Он нехотя поднялся с земли и, отряхнув с себя приставшие к гимнастерке и галифе сухие елочные иголки, отдал команду бойцам. Солдаты лениво встали с земли и последовали вслед за ним к опушке лесочка. Позади всех вразвалочку шел лейтенант, показывая всем своим видом, что он не намерен выполнять приказы какого-то неизвестного ему сержанта.
– Окопаться! – коротко приказал Тарасов и посмотрел на лейтенанта, который снова лег в тень кустов.
Солдаты стали медленно рыть окопы, отбрасывая землю в сторону от себя.
– Что так плохо копаете? – спросил он у них. – Что, копать разучились?
– А зачем копать, если завтра все равно побежим дальше, – ответил один из бойцов.
– Что за разговоры, товарищ боец? – строго спросил Тарасов. – Прекратите вести пораженческие разговоры, а то я вас лично поставлю вот к этой сосне.
– А мне без разницы, товарищ сержант, вы меня убьете или убьют немцы, – ответил он. – Вот только я почему-то бегу от самой границы и все остановиться никак не могу.
– Вы что, не поняли моего приказа? – чувствуя, что начинает срываться, произнес Тарасов. – Вы что, под трибунал захотели? Ваша фамилия?
– Ивлев, – коротко ответил он.
– Товарищ лейтенант, проведите соответствующую работу с личным составом, а то я вынужден буду доложить об разговорах командиру роты, хоть мне и не хочется этого делать, – приказал Тарасов офицеру, чем вызвал у него недовольную гримасу.
– Хорошо, сержант, обязательно проведу. Только ты, сержант, извини меня, не выпрыгивай здесь из штанов. Тебе еще, по всей вероятности, не приходилось бегать от немцев, вот ты и ерепенишься. Вот когда они попрут на нас, мы и посмотрим, на что ты способен.
Чтобы как-то сгладить возникшую ситуацию, Тарасов отошел от них и направился к бойцам своего отделения, которые продолжали окапываться.
– Копать в полный рост! – приказал Тарасов, заметив, что его земляк Павел, выкопавший окоп до колен, сел отдыхать. – Романов! А тебя мой приказ не касается? А ну, встал, когда с тобой говорит старший по званию.
Романов бросил взгляд в сторону лейтенанта и нехотя поднялся с земли. Он плюнул на ладони своих больших и сильных рук и снова взялся за лопату. Кто-то из бойцов наломал в лесу веток и стал ими маскировать окопы. Через некоторое время зелень полностью скрыла их от посторонних глаз. Окопавшись, Тарасов побежал к ротному докладывать о готовности отделения к бою.
– Хорошо, Тарасов. Идите и получите у старшины патроны, гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Я уже отдал ему приказ об этом.
– Товарищ старший лейтенант! А бутылки зачем? Вы же сами сказали, что танки в нашу сторону не пойдут, там топь.
– Ты меньше разговаривай, Тарасов. Выполняй приказ.
– Есть выполнять приказ, – произнес Александр.
Он и несколько бойцов получили у старшины патроны, гранаты и несколько бутылок с зажигательной жидкостью.
Быстро раздав боеприпасы, он сел на дно окопа и, достав из кармана листок из школьной тетради и карандаш, начал писать письмо домой.
***
Тарасов долго думал, какими словами закончить письмо. Писать о том, что его отделению предстоит тяжелый бой, из которого вряд ли можно выйти живым, он не хотел. Он хорошо понимал, что подобное письмо не вызовет радости у жены, и поэтому закончил его словами, что их часть стоит далеко от фронта и здоровье у него хорошее. Закончив писать, он свернул письмо треугольником и написал на нем свой домашний адрес. Сунув треугольник в правый карман гимнастерки, он выглянул из окопа. Вокруг стояла девственная тишина. Легкий южный ветерок гнал теплую волну воздуха, наполненного ароматом разноцветья. Стояла середина августа, кругом все было еще зеленым, и лишь отдельными желтыми крапинами выделялись молоденькие березки, посеченные осколками.
Внезапно эту летнюю тишину нарушил нарастающий с запада гул танковых моторов. Звук то нарастал с каждой минутой, то затихал где-то вдали. Тарасов окинул взглядом линию обороны своего отделения и посмотрел на небо. Глядя в это бездонное синее небо, можно было подумать, что нет никакой войны, нет забитых беженцами дорог и налетов немецкой авиации. Где-то в вышине, со стороны солнца, прошло звено немецких боевых машин.
«Пронесло», – решил Тарасов, провожая глазами немецкие самолеты. Но он ошибся. Где-то вдали показались черные точки, которые буквально на глазах стали увеличиваться в своих размерах.
«Стоит черта вспомнить, а он тут, как тут», – со злостью подумал Тарасов.
– Воздух! – зычно выкрикнул он и повалился на дно окопа.
Самолеты шли довольно высоко и их, похоже, совсем не интересовала эта редкая цепочка стрелковых окопов, которая, словно прерывистая линия, окружала небольшую на их взгляд высотку. Самолеты летели нагло, без сопровождения истребителей, так как хорошо знали, что у Красной Армии нет возможности дать им хоть какой-то адекватный ответ. Самолеты пролетели мимо, даря многим солдатам еще один шанс пожить на этой земле. Где-то на востоке, куда улетели самолеты, раздался глухой гром, и все небо заволокло черным дымом.
– Вот, суки, опять, похоже, бомбят станцию, – произнес прыгнувший к нему в окоп Павел.
– А что им не бомбить? Небо чистое и ни одного нашего самолета, – с горечью в голосе произнес Тарасов. – Сейчас бы с десяток наших ястребков…
– Вот и я часто думаю, товарищ сержант, а где наши войска? Где те танки, самолеты, что нам показывали в кино? Ведь нам обещали, что мы будем бить врага на его территории малой кровью.
– Обещать, Романов, это еще не жениться, – отрезал Тарасов, так как ему не хотелось обсуждать эту тему, которая уже набила оскомину всем солдатам с самого начала войны.
– Кстати, Павел! Ты, почему здесь? Почему покинул свой окоп? – строго спросил его Александр. – Кто тебе дал команду покинуть огневую позицию?
Романов замялся, а затем протянул ему вчетверо сложенный листок бумаги.
– Вот, товарищ сержант, возьмите. Здесь мой адрес и записка домой. Если что, передайте, пожалуйста, матери. Кроме нее, у меня больше никого нет.
– Ты что, Павел? – удивленно произнес Тарасов. – Ты что умирать здесь собрался, что ли? Нет, брат, не возьму! Принципиально не возьму. Вот закончится бой, сам и отправишь письмо домой. Еще неясно, кто у нас сегодня выживет, ты или я? А может, и оба головы сложим на этой опушке.
– Все равно – возьмите. Если выживу, то вернете, а не выживу, отправьте домой.
Тарасов пристально посмотрел на него. Он хотел ему что-то сказать, но Павел уже полз в свой окоп, который находился в метрах десяти. Над головами обороняющих высоту вновь проследовала волна немецких самолетов.
Над позициями батальона повисла тишина. До этого момента Тарасов еще ни разу не обращал внимания на то, что тишина может быть разной. В этот раз тишина была особо напряженной, и у него создалось мнение, что к этой внезапно возникшей тишине одновременно прислушивались тысячи людей с обеих сторон, многим из которых будет не суждено дожить сегодня до заката. Александр отчетливо услышал, как где-то недалеко от него затрещал в траве кузнечик.
