– Ну, знаю, – согласилась Малина.
И неожиданно тепло взяла Любку за руку и всхлипнула:
– Представляешь, меня парень сегодня бросил… А у меня день рождение!
– Поздравляю… – Любка на мгновение смешалась, не зная, как вести себя дальше. В подруги Малине набиваться она не собиралась. Выслушивать пьяный бред тоже. Пьяный бред отчима обычно заканчивался рецидивами. – Да ладно, помиритесь еще, – успокоила она и посоветовала. – Ты пойди, выспись… Утро вечера мудренее.
– Точно! – задумалась Малина. – Слышь, а ты классная девчонка… Ты это, если что… зови меня, я разберусь!
– Тьфу, тьфу, тьфу! – переплюнула Любка.
Когда она открыла дверь и Малина на прощание полезла целоваться, лица вытянулись у всех. Такого исхода не ждали. Мирный исход быстро забывали, в общежитии помнили лишь истории, леденящие кровь – разочарованная толпа начала расходиться.
Еще дня через два Любке сообщили, что Малина снова ее искала, теперь уже не одна, а с согруппницами. Лица у вестников были напуганные.
– Ну, ладно, я пошла, – расстроилась Любка.
– Подожди, – удержали ее девчонки. – Давай, сходишь завтра, когда они протрезвеют. А сейчас мы тебя не отпустим, даже не думай.
Наверное, Любка почувствовала облегчение. Прошло уже два месяца, как они учились вместе, и обычно они занимали или нейтральную, или выжидательную позицию, или выступали в качестве ротозеев. А тут встали на ее сторону. Она, в общем-то, никому ничего не пыталась доказывать, просто жила себе и жила, стараясь привыкнуть к новой жизни.
Для Любки переживание за нее стало неожиданностью.
На следующий день, с тяжелым сердцем, в комнату Малины она отправилась с утра. Постучала и вошла. В комнате было четверо девушек, примерно в возрасте третьекурсниц и чуть старше. Страшными они не выглядели. Обычные…
– Мне передали, вы вчера меня искали, – спросила Любка, не то чтобы враждебно, но холодно. Унижаться она перед ними не собиралась.
– Тебя? – удивилась Малина, нахмурив лоб
Все четверо девушек озадачено переглянулись.
– А, ты Любка? – обрадовалась одна из них. – Ну да, точно, искали! – вспомнила она.
– А зачем? – испытующе взглянула на нее Малина.
– Не помню… Ты у Галки с Войной спроси…
– Так! – напряглась Малина, внезапно изменившись в лице. – Тащите их сюда!
Две другие девушки, которые разглядывали Любку, вышли и через минуту вернулись, толкая впереди себя Войну и Галку.
– Вы меня решили под монастырь подвести? У меня последнее предупреждение! – дрожа от гнева, набросилась на них Малина. – Вы что, твари, делаете? Я же обеих распорю сверху донизу! Если меня посадят, я выйду! Выйду! Я вас из-под земли достану!
И Галка, и Война притихли, испуганно пятясь к дверям, пытаясь промямлить в ответ какое-то оправдание.
– Так я могу идти? – поинтересовалась Любка, когда Малина ненадолго закрыла рот, чтобы набрать воздуха.
– Иди! – махнула она рукой, снова набрасываясь на Войну и Галку.
Дружбой не пахло – Малина сама была напугана и кипела от возмущения. Любка мысленно усмехнулась, удивившись своей мудрости и храбрости.
Этот инцидент в общежитии и в училище у Любки был последний. Больше никто не трогал ее и она ни к кому не приставала.
А на втором курсе Галка проломила первокурснице череп…
Ее жертва попала в реанимацию, потеряв память и возможность двигаться. За нею приехали родители, а Галку судили. В общежитии она больше не появлялась. Наверное, Любка обрадовалась, на месте той покалеченной девчонки могла быть и она. Война осталась и точила зуб, но сломанными зубами немного куснешь. Из друзей у нее осталась лишь Светка Ибрагимова, которую Война теперь ревностно охраняла, пытаясь отвадить всех, кто к ней приближался.
Светке, похоже, в какой-то степени это внимание льстило. К Войне она относилась с теплотою и пониманием.
Любка упала на кровать, собираясь спать, спать и спать…
И тут же вспомнила, что не отправила домой еще две посылки. Постельное белье, которое купила в последнюю зарплату.
Девчонки, которые старались приодеть себя, приобретая наряды у фарцовщиков, ее не понимали. Иногда она отказывала себе в самом необходимом, чтобы послать домой что-нибудь еще. Но Любка знала, в селе жизнь стала еще хуже. После Брежнева пришел Андропов, после Андропова Черненко. После Черненко Горбачев, а ничего не менялось.
Любка уже пожалела, что однажды на Новый год загадала крамолу…
Словно чья-то невидимая рука начала переставлять фигуры – что-то вдруг сдвинулось, набирая обороты. Люди по-прежнему хвалили генеральных секретарей, выискивая злое на западе, и доброе у себя, но те, кто успел побывать за границей, вспоминали ее со слезами умиления. Не так много там было бездомных, чтобы плакать о них, зато производили цветные телевизоры, снимали крутые фильмы, одежда не шла ни в какое сравнение по качеству с той, в которую одевалась в Союзе, ездили на крутых машинах – и как бы не наказывали фарцовщиков за тунеядство, на жизнь они не жаловались. Девчонки оставляли им все свои зарплаты. Теперь с прилавок исчез даже шампунь. А война продолжалась, забирая парней, самых красивых и сильных, оставляя поколение Любки не то вдовами, не то падшими женщинами, вынуждая биться за простое женское счастье на кулаках, когда у каждой десять сильных соперниц.
Не так уж много времени ей оставалось в училище. Два года пролетели незаметно и быстро. Здесь хоть что-то было. И неизвестно, как сложится ее жизнь, когда уедет. На мать и Николку денег она не жалела, посылала домой все, что могло пригодиться самой – утюги, зеркала, посуду, одежду, то же постельное белье. На первом году в Новогодние каникулы купила телевизор «Рассвет». С рук, конечно, но две государственные программы ловил хорошо.
И, конечно, никакой благодарности от матери не дождалась. Первое время, пока были деньги, мать сдерживалась, а потом из дома старалась выжить. «На кой хрен привезла? Дай нам пожить? На кой черт приехала?» – с укором, с неприязнью, выговаривала она. А Николка лепил прямо в лоб: «Убирайся! Это наш дом! Не позорь нас…»
Но Любку тянуло домой. Не к матери, не к людям – к простору, на котором выросла. Где-то глубоко в подсознании она хранила образ каждого дерева, каждой тропинки, каждого поля, грибные и ягодные места. И когда приезжала, словно пила его, обнаруживая новые силы, строила планы. А когда встречалась с людьми, снова и снова понимала, что сделала все правильно.
Ни один мускул не дрогнул, когда встретила Мишку Яшина. Армия его потрепала. Изменился он сильно, теперь у него стояли железные зубы, сам он вдруг словно бы надломлено состарился и пил – как те, что вернулись с войны. Ни когда встретилась с одноклассниками, которые внезапно завидовали и ей, и всем, кто смог уехать, как будто это было тяжело. Добрые отношения она сохранила только с Ингой, которая несколько раз приезжала в гости в училище.
