Анна встала, вся дрожа, не в силах произнести ни слова. Горло у нее сжималось. Она пошла впереди матушки Лёве вниз по лестнице через общие комнаты к двери, которая вела в покои матери; ноги у нее подкашивались. Стражники взяли на караул, подняв скрещенные пики. Вперед выскочил церемониймейстер и открыл двери.
— Мадам маркиза де Понт-а-Муссон! — объявил он.
Анна прошла за ним. Делая реверанс, она тревожно вглядывалась в лицо матери.
Герцогиня была одна, сидела в своем привычном кресле. По ее кивку двери за Анной и матушкой Лёве закрылись. Анна пришла в ужас, увидев, что мать недавно плакала, чего не случалось с ней никогда. Она делилась своими тяготами с Господом, уверенная в Его помощи. Но, очевидно, в этом испытании, уготованном ей дочерью, на поддержку Всевышнего рассчитывать не приходилось.
— Садитесь, Анна, — произнесла мать, указывая на стул, и ее голос дрогнул. — Вы знаете, зачем вас сюда позвали. Повторять сказанное матушкой Лёве слишком тяжело, так что не будем на этом задерживаться. Вам нужно исповедаться, пройти покаяние и примириться с Господом. Меня тревожит то, что происходит сейчас… Матушка Лёве считает, вы где-то на пятом месяце… — Она невольно вздрогнула.
— Да, миледи, — прошептала Анна. — Мне так жаль.
— В этом я не сомневаюсь. — Голос матери был резким. — Думая о том, сколько раз я взывала к вашей добродетели, меня тянет к слезам. Если бы вы прислушивались к моим словам должным образом, мы сейчас не вели бы этот разговор. Но сделанного не исправишь, как бы это нас ни печалило. И матушка Лёве сообщила мне, как сильно огорчены вы тем, что вам придется жить с последствиями своего греха. Я держу в уме ваши юные годы и вашу невинность. Мне хочется думать, больше согрешили против вас, чем вы сами. Кажется, так и было.
Анна наклонила голову. Она не заслуживает такого понимания и будет вечно благодарна матушке Лёве за то, что та представила ее проступок в таком вызывающем сочувствие свете.
Настал момент молить о своем будущем.
— Миледи, — осмелилась подать голос Анна, — мы поступили очень плохо, но мы любим друг друга. Отто хочет жениться на мне!
Мать уставилась на нее:
— Вы в своем уме, девочка? Вы действительно думаете, что ваш господин и отец отдаст вас замуж за бастарда?
Анна никогда не слышала, чтобы мать говорила с такой горячностью.
— Но это позволит нам избежать позора, миледи, — прошептала она.
— Для этого есть другие способы! — Герцогиня покачала головой, как будто приходя в отчаяние. — Анна, послушайте меня. Никто не должен знать, что вы ждете ребенка. Вы кому-нибудь говорили?
— Нет, мадам. Но разве не нужно сообщить Отто?
Глаза матери округлились от удивления.
— Ни в коем случае! Его следовало бы выпороть за то, что он сделал с вами, но лучше ему пребывать в неведении относительно того, какие это имело последствия. И ваш отец тоже ничего не должен знать. Это разобьет ему сердце… как разбито мое. — Голос герцогини снова дрогнул.
Анну переполняло раскаяние — и негодование. Она причинила боль матери, и все же та вела себя очень неразумно.
— Итак, — мать снова заговорила оживленно, — мы скажем, что вы больны, у вас несварение желудка. Матушка Лёве обратила внимание, что в последнее время вы мало едите, может быть, и другие это заметили. Вы отправитесь в Шлоссбург, где воздух здоровый, и там к весне, по милости Божьей, полностью поправитесь. Матушка Лёве поедет с вами, она же пригласит повитуху, которая поможет в должное время. Когда… когда все закончится, вы сможете вернуться ко двору, как будто ничего не случилось, и никто ничего не узнает.
— Да, матушка, — безучастно ответила Анна.
Наказание оказалось не таким уж и строгим, мать могла вовсе отказаться от нее, лишить своей любви, но неужели она не способна проявить больше понимания и использовать свое заметное влияние на отца, чтобы убедить его: пусть позволит Анне выйти замуж за Отто! Какое это было бы счастье! А теперь…
— Что будет с ребенком? — спросила несчастная, разыгрывая свою последнюю карту. — Ему нужен отец.
Мать поджала губы:
— Вам следовало думать об этом раньше! Младенца отдадут кормилице и вырастят. Кто его родители — останется тайной. Матушка Лёве, вы организуете это, пока находитесь в Золингене.
— Да, мадам, — кивнула няня.
Герцогиня повернулась к Анне:
— Вам, вероятно, сейчас так не кажется, но все это к лучшему. Я рассчитываю на ваше содействие и благоразумие.
— Да, мадам, — прошептала Анна, не в силах больше сдерживать слезы. — Мне исповедаться отцу Герехту?
Ей стало дурно от такой перспективы, и она вдруг испугалась при мысли о том, что ее ждет, когда она лишится утешительного присутствия матери.
— Нет. Матушка Лёве устроит, чтобы в Шлоссбурге к вам пришел священник, который вас не знает, — ответила герцогиня.
Несмотря на возмущение, Анна понимала, что ей крупно повезло.
— Мадам, я не знаю, как благодарить вас за доброту ко мне, которой я не заслуживаю и знаю это, — проговорила она сквозь слезы. — Простите меня, что я так опечалила вас. И я буду скучать. — Анна встала на колени и уткнула лицо в ладони, вздрагивая от рыданий всем телом.
На плечо ей легла чья-то мягкая рука. Девушка подняла мокрое лицо и увидела склонившуюся над собой мать.
— Я тоже буду скучать по вам, моя Анна, — сказала герцогиня более мягким голосом.
Анне стало ясно, что сдержанность матери была вызвана скорее печалью, чем неодобрением. Она, как обычно, скрывала эмоции. Сама Анна пока еще не овладела этим искусством. Раскинув руки, она обхватила мать за талию и воскликнула:
— Не бросайте меня! Пожалуйста, не прогоняйте. Лучше я умру, чем потеряю вашу любовь.
Мать отцепила от себя ее руки и держала их в своих:
— Никто не гонит вас, Анна. Я делаю то, что в ваших интересах, из любви к вам. А теперь идите в свою комнату, лягте в постель и притворитесь больной. А когда вы уедете, мы станем писать друг другу, и вы будете сообщать мне, как идут дела. Даю вам свое благословение, и да хранит вас Господь.
Шлоссбург Анна всегда любила. Она провела здесь бо́льшую часть детства. Изолированный на скалистом плато высоко над рекой Вуппер и окруженный густыми лесами прекрасный замок, в былые времена главная твердыня предков герцогини Марии, графов Берга, был также и любимой резиденцией герцога. Окрестности его славились богатыми дичью охотничьими угодьями, к тому же это было прекрасное место для проведения придворных праздников, которые так любил отец Анны. В прежние времена Шлоссбург, занимавший выгодное положение на местности и способный выдержать осаду, был крепостью. Теперь он представлял собой скопление похожих на мельницы для перца башенок и прелестных черно-белых деревянных домов, окружавших донжон. Отец ценил Шлоссбург за красоту и безопасность, которую замок давал семье, и еще за то, что это было гораздо более здоровое место для детей, чем Дюссельдорф с его городским воздухом.
