– Мне нечем дышать.
– Ничего, не задохнешься.
– Я только что женился на твоей сестре. Микаэла ждет меня дома, в постели, и это ее право.
– В моих правах, – возразила она, – ты никогда не должен сомневаться.
Весна – лето 2001
36
– Синдре Форсман.
– И кто вы ему?
– Близкий друг.
– Мне жаль, – ответила женщина за стойкой, – но информацию мы предоставляем только родственникам пациентов.
– Мне нужна информация. – Эва Скуг вымученно улыбнулась. – Я всего лишь хотела знать, где он лежит. Ваша больница – настоящий лабиринт.
– Любые сведения о пациенте считаются у нас информацией, – наставительно заметила женщина. – Следующий, пожалуйста.
Эва отступила в сторону, пропустив к стойке мужчину с отчаянием во взгляде, который тоже заблудился в поисках палаты, доктора или туалета в этом нагромождении корпусов и пристроек, соединенных бесконечными коридорами, подземными переходами и подвесными мостами, называемом Академической больницей.
Она достала мобильный и набрала номер сестры:
– Не знаешь, где он может быть?
Его положили в почечно-кишечно-желудочное отделение. Коридор, отполированный не только щетками, но и множеством тысяч ног, никак не хотел кончаться. Пахло дезинфицирующими средствами и рыбой, похоже, треской. Как видно, приближалось время обеда. Большая часть дверей по обе стороны была закрыта. Эва ускорила шаг. Попасть в подобное заведение, не имея сил из него сбежать, было одним из кошмаров ее жизни.
Ее сориентировали медсестры. Синдре лежал в палате один. Открыв дверь, Эва сначала увидела темный угол, потом край койки, цветы в вазе на окне и переступила порог.
К этому она оказалась не готова. Прежде всего, шокировало обилие проводов. Установка с капельницей, из которой через большую иглу в руку Синдре поступала какая-то жидкость. Остальные провода тянулись к монитору, на котором мелькали разноцветные синусоиды, отображающие, как видно, частоту ударов сердца. На первый взгляд все выглядело как в фильмах.
Синдре был бледен, с красными пятнами на щеках и, похоже, даже не заметил, как она вошла. Эва смотрела на него. Как такое возможно? Они виделись только позавчера, и он был здоровым и бодрым.
– Синдре?
Он как будто ее не слышал. Заворочался на койке, извиваясь ужом, и только тогда Эва заметила у него на лбу и шее крупные капли пота. Широко раскрытые глаза глядели в никуда. И когда боль, которая, очевидно, его мучила, стала настолько невыносимой, что Синдре застонал, Эва бросилась искать медсестру.
Девушка привычными движениями проверила канюли и провода – все на месте. К мучениям Синдре она осталась равнодушна и только посоветовала Эве успокоиться. Обход уже начался, сообщила она, скоро здесь появится доктор, которому можно будет задать пару вопросов.
Эва сидела на стуле для посетителей у окна и как завороженная смотрела на Синдре. Она жалела, что не успела утром поесть. Сорвалась с места сразу, как только узнала. И в такси не было возможности помолиться. Вообще Эва редко бывала в таких местах, больничная обстановка слишком ее нервировала.
При этом Эва не могла избавиться от мысли, что демоны, которые сейчас изводили Синдре, рано или поздно доберутся и до нее, благополучно преодолев препятствия, расставленные ее помощниками и защитниками. А значит, нынешнее недомогание Эвы, – легкое головокружение, учащенное дыхание и неприятный осадок в душе – лишь преддверие тех мук, которые ей еще предстоит выдержать.
Было ли это связано с той ночью? Ей не стоило принуждать Синдре, только не в день его свадьбы, когда он поклялся в верности другой женщине. Эва раскаивалась. С другой стороны, со дня свадьбы прошло несколько месяцев, а Господь обычно сразу наказывает провинившихся, чтобы муки ощущались как последствие греха.
«Но ведь это не грех, – возражала Эва сама себе. – Она Фирца, а значит, чиста и не может грешить».
Ее размышления прервала толпа, возглавляемая тщедушным доктором лет шестидесяти с лишним, который выпускал из себя слова, словно пули, и исчез, прежде чем Эва успела что-либо понять.
Возможно, желчь. Но не исключено, что все-таки камни в почках. Рентгеновские снимки все покажут. Нельзя забывать и о сколиозе, который тоже мог проявиться и в такой форме.
В общем, медики ничего толком не знали и только строили догадки, которые, как Эва знала, ни к чему не приведут. Потому что это была не та болезнь, которую можно диагностировать, притом что морфин и другие анастетики успешно облегчали боль.
В четыре часа дня Эва решила, что пора возвращаться в Кнутбю. Синдре вот уже пару часов как лежал в забытьи. Они успели немного пообщаться. Хотя он больше слушал, а когда уснул, Эва погрузилась в молитву.
Но боль скоро вернулась. У Эвы не осталось сил вот так сидеть и наблюдать за страданиями Синдре. Он не заметил бы ее отсутствия, и все-таки просто взять и уйти не позволяла совесть.
Пока она терзалась сомнениями, в палате появилась Анна Андерсон.
– Эва?
– Что ты здесь делаешь?
Этот не вполне вежливый вопрос вырвался у нее сам собой. Ответ на него оказался прост. Вчера Анну госпитализировали из-за приступа астмы. Эва знала, что такое с ней время от времени случается. Сегодня Анну выписали, и кто-то сказал ей, что Синдре лежит наверху, в стационаре.
Анна подошла к пастору, который все еще метался в жару где-то между сном и бодрствованием, и положила ладонь ему на лоб. Если бы Эва не видела этого своими глазами, ни за что не поверила бы, потому что дальше произошло настоящее волшебство. Лицо Синдре расслабилось, он затих, погрузившись головой в подушку, и тут же уснул.
– Что ты с ним сделала? – удивилась Эва.
– Ничего, – ответила Анна.
– Но я провела с ним весь день, – недоумевала Эва. – Ты что-то сделала, таким спокойным он не был.
И тут она поняла. Именно поэтому Эва и выбрала Анну своей правой рукой. В ее невинности таилась сила, которая прогнала демонов Синдре.
37
Впервые это случилось во время семейной консультации, за день до Пасхи. Микаэла была дома, в Гренста-горде. Супруга Синдре, насколько помнила Анна, красила на кухне яйца с детьми, а они с Юнни, как обычно, сидели за столом в уютной гостиной, напротив Синдре.
С переездом Микаэлы здесь мало что изменилось. Разве на подоконниках появились новые папоротники в горшках да на диване прибавилось голубых подушек. В остальном все осталось по-прежнему, и Анна с Юнни и семейным терапевтом копались все в тех же вопросах. Почему Юнни так редко наводил порядок в доме и почти никогда не готовил? Почему церковным службам предпочитал хоккей с мячом? И почему все время выпрашивал секс?
