— И в Центральный мегаполис вы приехали именно для того, чтобы быть поближе к Бюро? — спросил я. Вместо ответа он согласно кивнул.
— А зачем вам нужна была работа в «Галактик экспресс»?
— По многим причинам. Назову две. «Экспресс» — серьезный кладезь новейшей информации, и в нем работаете вы. Тогда пару лет назад, когда вы стали хозяином отцовского наследства и пока еще не передали генератор в Бюро звездных стратегий, вы представляли для меня особый интерес.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Вы собирали сведения. И что дальше? Как вы их передавали?
— Они периодически, раз в неделю, извлекались из меня. Как — не понимаю. Это такое легкое высасывающее ощущение. Как будто из твоей макушки устремляется вверх исходящий воздушный поток. Природу этого потока я не берусь описать. Знаю только, что он не проходит сквозь зеркала. За несколько минут до сеанса связи меня каждый раз охватывает навязчивое желание удалиться от всех отражающих поверхностей большой площади. Именно поэтому я и выбрал местом нашей встречи «Королевство кривых зеркал». Здесь контроль со стороны моих «хозяев» исключен. Наша встреча останется для них тайной. Вы не пострадаете.
— Спасибо, — сказал я, думая о своем. — А вы не пробовали определить координаты цели этого высасывающего потока? Или хотя бы вектор его движения?
— Это не в моих силах.
— То есть за все эти пятнадцать лет вы так и не узнали, кто вами управляет? И не видели их?
Он опустил голову и помотал ею из стороны в сторону. Видимо, в его состоянии это означало отрицание.
— А другие восемнадцать? Члены вашего экипажа? Их-то вы видели?
— Нет, — ответил он, не поднимая головы. — Я их могу только чувствовать. Но прочесть их мысли или определить их местоположение — эти вещи мне не по зубам. Таковы правила. — Он цыкнул зубом и развел руки в стороны. — Нельзя!
— Ну, хоть приблизительно?
— Приблизительно — десятеро здесь, в мегаполисе. В Центре мира, так сказать. Куда стекаются все знания Земли и цивилизаций Галактического союза. А четверо — в островных технополисах Малайского архипелага. Там, как вы знаете, ведутся очень перспективные работы по пространственно-временным перемещениям. А четверых, как уже говорилось, я не чувствую. Думаю, они мертвы. Не выдержали истязаний… — Он хмыкнул. — Они оказались плохим материалом. То ли дело капитан Брайтер! Э-э эх! — Он схватил бутылку и допил из горла остатки виски. Я торопливо пододвинул ему тарелку с салатом.
— А если вы встретите кого-нибудь из них — узнаете? — продолжал спрашивать я.
— Не узнаю, — ответил он, сморщившись от выпитого. — Во-первых, они, так же как и я, сменили шкуру. Заметьте, что это еще как минимум четырнадцать убийств. А во-вторых, все, что связано с ними, закрыто для моего восприятия. Хаткинс помолчал. — Хотя, знаете…
Неожиданно он расслабил узел галстука и рванул на груди рубаху. Две верхние пуговицы выстрельнули в сторону, но он не обратил на это внимания. А устало улыбаясь, полез за пазуху и вынул из-под рубахи тусклый металлический кругляш на довольно толстой стальной цепочке.
— Видите? Это идентификационный жетон члена экипажа корабля-разведчика № 130. На нем выгравировано мое имя. Имя Томаса Брайтера… Видите?
— Вижу…
— Жетон изготовлен из особого, суперпрочного и термостойкого сплава. Чтобы, значит, можно было опознать труп. Как бы плохо он не выглядел… — Он значительно выпучил на меня глаза, пьяно качая головой. — Этот значок был всегда со мной. И я не расстался с ним даже после трансформации в Хаткинса. Почему — не могу объяснить. Возможно, память о настоящем братстве не стирается ничем… Одним словом, остальные члены моего экипажа могли поступить также сохранить жетоны. Но я в этом не уверен. Вы поняли меня?
Он убрал значок под рубаху, затянул узел галстука, и металлическая цепочка, охватывавшая его шею, исчезла под воротом рубахи.
— Слабая надежда, — подумав, констатировал я. — Не все с годами сохраняют преданность прежним идеалам, даже не подвергаясь ментальной обработке. Ваши коллеги вполне могли спустить свои жетоны в унитаз. Еще до выхода в отставку.
Хаткинс шутовски выпятил нижнюю губу и развел руками:
— Чем могу!
— Ну ладно. — Я задумался, переваривая услышанное. А Хаткинс вдруг обмяк на стуле и прикрыл глаза. Его очки сползли на нос, узкие губы приоткрылись, обнажив полоску желтых острых зубов. Скулы обострились. Дышал он хрипло и неровно. И был похож на тощего умирающего хомяка.
— Дьявол вас забери, Томас, — со смешанным чувством жалости и брезгливости сказал я. — Что мне теперь с вами делать?
Что мне было делать — после того, как он рассказал такое? Сдавать его Службе безопасности Бюро звездных стратегий? Но не в таком же виде… И не для того, наверно, он обратился ко мне, чтобы я оставил его, жалкого и беспомощного, в тот момент, когда он просил меня о помощи и милосердии?
Но ведь это не человек, вдруг пришла мне в голову четкая мысль. И я удивился ей, потому что полагал, что так еще и не решил насчет правдивости истории Хаткинса. А оказалось, решение принято… Но если так, то я просто обязан нейтрализовать диверсанта!
Я снова всмотрелся в его лицо и прислушался к себе, припоминая нашу беседу. «Эти твари искалечили мою жизнь, отняли тело и сократили мой срок донельзя…»
Жалость, одна только жалость была во мне.
— Хаткинс, — тронул я его за плечо. — Не спите, Томас. Вы забыли? Вам еще надо кое-что мне рассказать. Вы пришли сюда не спать. Очнитесь!
Он со стоном разомкнул веки, и сквозь сонную пелену в его глазах проступила такая безысходная тоска, что у меня сжалось сердце.
— Спасибо, Дэниел, — прохрипел он. — Спасибо… Я не ошибся… У вас доброе сердце… Все, что я узнал о вас, было правильным. — Он беспомощно поерзал на стуле и кое-как уселся прямо. — Я должен умереть, Дэнни, — очень тихо произнес он. — Я знаю точно. Эта старуха с голым черепом вместо головы и косой в руках дышит мне в затылок. И я читаю ее мысли так же хорошо, как мысли любого человека. А значит, она реальна. — Он провел рукой по лицу и посмотрел на меня. — Они не учли, Дэниел, что мое существо — мое истинное существо! разорвет их цепи и выйдет перед смертью на волю… У меня есть сын, — вдруг продолжил он. И сказал это так просто, как будто о чем-то само собой разумеющеемся. — Его зовут Кларк. Кларк Брайтер. Ему скоро исполнится четырнадцать лет. Уже взрослый мальчик…
Он был теперь, кажется, совершенно трезв. Но выглядел — хуже некуда. Как будто опорожненная им бутылка была наполнена не виски, а раствором с болезнотворными микробами.
— Как он появился на свет — отдельная история, и ее рассказывать у меня нет ни времени, ни сил. Я встретил его мать тогда, когда только-только начал выполнять программу этих тварей и слонялся по свету. Пока еще в облике капитана в отставке Томаса Брайтера. Может быть, во мне оставалось пока что-то человеческое, и поэтому я оказался способен полюбить… Мы прожили вместе всего один месяц, я уехал. И в течение двух лет возвращался к ней. Всегда возвращался… А она всегда ждала. Сначала одна, потом — вместе с нашим сыном… А потом ее сбил автобус… Такая глупая смерть. Если бы вы знали, какая это была нелепая смерть!
