К Бутковой подходили уменьшительно-ласкательные формы слов. Улыбочка. Челочка. Глазки. Лобик. Голосок. Может быть, даже голосочек.
Она, единственная в Таволге, красила губы, и не блеском, а рубиновой помадой. Когда бы Маша ни увидела Буткову, ярко-красный рот плыл впереди нее, накрашенный ровно, как по трафарету. Маша, любившая искать объяснения, задумывалась: быть может, в этом содержалось нечто вроде вызова Таволге, и красная помада в действительности была не чем иным, как отпором углам и печам, сныти с лебедой, колорадским жукам, мышам и домовым? Что можно противопоставить бесстрастному и тяжелому, как могильная плита, деревенскому быту, если не самую непрактичную вещь: золотой тюбик с алеющим внутри стиком вместо стяга? В таком случае напомаженный ротик Бутковой становился программным заявлением, протестом.
Маша отдавала себе отчет, что ничего подобного Виктория, проводя помадой по губам, в свое действие не вкладывает. Но эта фантазия помогала ей смотреть на жену Альберта с меньшей неприязнью, и оттого Маша держалась за неё крепко.
При знакомстве Вика сказала, кокетливо хихикнув: «Я – творческая личность». Маша существовала в среде, где заявить о себе такое без иронии было так же невозможно, как и сказать, например, всерьез: «Я кушаю». Она вежливо улыбнулась Бутковой, решив, что шутка сейчас разъяснится.
Виктория провела ее в мастерскую. Там на полках готовились к обжигу в большой печи глиняные фигуры: бабы с выпученными глазами, приземистые, вислозадые, с неправдоподобно высокими беременными животами и грудями по всей окружности крепко сбитого туловища.
«Авторская скульптура», – представила свою работу Виктория. Она явно ждала слов восхищения, но Маша рассматривала этих уродцев с недоумением. Это не было ни наивным искусством, ни переосмыслением палеолитических Венер, ни даже китчем; она видела перед собой обыкновенную грубую халтуру.
Буткова сунула ей под нос одну из своих баб с дюжиной грудей. «Какая оригинальная отсылка к Капитолийской волчице», – сказала Маша. Татьяна хмыкнула, а Вика, явно не удовлетворенная ответом, сухо выпроводила обеих.
На пути обратно Маша мысленно ругала себя. Что ей стоило похвалить чужую работу? Человек старался, трудился, искал красоту, любовался своими уродцами… А она раздавила бабочку вдохновения кованым сапогом. Нехорошо.
Она не удержалась и сказала об этом Татьяне.
Та искоса взглянула на нее и расхохоталась:
– Какое вдохновение? Бутковы ими торгуют. Знаешь, сколько просят?
Она назвала стоимость одной фигурки. Маша переспросила, решив, что ослышалась.
– Она продает их через Инстаграм как магические скульптуры с Кавказа. Символы плодородия. Женщины, которые хотят забеременеть, должны поливать им живот соком давленого винограда. Сок, кстати, нужно давить самим.
– А виноград? Тоже самим выращивать?
– Виноград можно рыночный, – серьезно ответила Татьяна.
Позже Маша зашла на страницу Бутковой и поразилась числу желающих купить магическую фигуру. Виктория, возможно, была бездарным скульптором, но у нее был нюх на тайные желания аудитории. «Вам больше не нужно ходить по врачам! Не нужно глотать таблетки! Наш талисман из древней Грузии, Нона-покровительница, поможет вам обрести желанное дитя! По всем вопросам пишите в директ».
Маша вдавила белую кнопку звонка на калитке. В глубине дома отозвалась мелодичная трель. Долгое ожидание – и наконец за забором мелькнула знакомая тощая фигура в длинной темной юбке и серой шерстяной кофте.
Завидев Машу, старуха встала как вкопанная и несколько секунд молча, без выражения смотрела на нее.
– Здравствуйте, Тамара Михайловна! – крикнула Маша через забор. – Я собираюсь на прогулку до озера, хотела пригласить Ксению пойти со мной. Она занята?
Старуха по-прежнему молчала. Маша ощутила себя девочкой, спрашивающей у чужой взрослой тетки, отпустят ли погулять ее подружку.
– Ксеня-то? – Пахомова будто проснулась. – А как же! Сейчас только вернется от Альбертовны – и пускай идет. Солнышко разошлось сегодня, верно? Вон как припекает!
Маша бросила взгляд на ее кофту, застегнутую под горло. Оживление старухи показалось ей наигранным и неприятным.
– Я зайду попозже, – сказала она.
– Постой-ка! Подожди здесь, сейчас вернусь.
Старуха исчезла. Спустя всего несколько минут она появилась, распахнула калитку:
– Мне помощь нужна кое с чем…
Не поясняя больше ничего, Пахомова развернулась и двинулась в глубь сада, уверенная, что гостья последует за ней.
«Немного странно, как это я оказалась на побегушках у Кролика», – процитировала про себя Маша, вздохнув и шагая за старухой. В чем именно потребовалась ее помощь? «Вытащить из ловушки медведку? – гадала Маша. – Сбить палкой осиное гнездо?»
Но остановились они перед сараем. Под низким скатом крыши на открытых полках сохли яблоки, порезанные на дольки. Кое-где над ними и впрямь жужжали осы.
Старуха обернулась к ней. В глаза почему-то не смотрела, упорно отводила взгляд.
– В погреб нужно слазить, достать пару банок.
Она с некоторым усилием открыла низкую дверь и отодвинулась в сторону, сделав пригласительный жест.
Маша шагнула в прямоугольник пыльной темноты.
– Здесь электричество есть, Тамара Михайловна?
В слабом свете, падавшем снаружи, она рассмотрела справа на стеллажах садовые инструменты, хранившиеся в коробках, и пустые стеклянные банки. Слева, вдоль стены, тускло поблескивали велосипедный руль и пыльные спицы на снятых колесах. Ксения не принадлежала к числу любителей кататься на велосипеде.
Снаружи не доносилось ни звука. Маша расчихалась от пыли. Она пыталась нашарить на стене выключатель – наверняка сюда подведено электричество, вряд ли старуха спускается в погреб с налобным фонариком – но под ладонью была лишь шершавая поверхность. «Еще заноз насажаю. А, кстати, где сам погреб?»
Высокая фигура загородила дверной проем.
– Тамара Михайловна, вы меня окончательно света лишили, – сказала Маша, не оборачиваясь.
Старуха не отозвалась, лишь несильно подтолкнула Машу.
– Ладно, тогда включите свет сами. – Маша начала раздражаться. Манеру общения Тамары Михайловны и прежде нельзя было назвать обычной, но она по крайней мере не передавала свои пожелания тычками в спину.
– Ступай, ступай, – проскрипели сзади.
Маша сделала еще шаг в темноту, как вдруг шестое чувство заставило ее остановиться.
За спиной послышался шорох. Не отдавая себе отчета в своих действиях, движимая лишь тем же ощущением близкой опасности, которое заставило ее замереть на месте, Маша быстро отодвинулась в сторону, почти отпрыгнула – и снова замерла. Пальцы нащупали в заднем кармане сотовый телефон; Маша вытащила его, включила фонарик. То, что она увидела в его свете, заставило ее отшатнуться.
