Нельзя полы мыть в воскресенье!
Нельзя выйти с распущенными волосами на улицу. А еще сесть на углу стола, иначе замуж не выйдешь, и двумя вилками есть – два мужа будет. Ксения гадала, что хуже: когда два мужа или ни одного? Наверное, все-таки два. Бабка говорит, что все мужики прожорливые, как боровы. Двое, наверное, едят так, что самой Ксении не останется.
Запрещено есть сладкую землянику с кладбища. Нельзя выбрасывать волосы с расчески на улицу – птичка найдет, унесет в гнездо, будет голова болеть. И воду пить нельзя из чашки, только из стакана! Потому что чашка – для чая. А стакан – для воды и морса.
Такое правило.
Так-то!
В щель у двери были воткнуты ножницы – старые, ржавые. Прежде чем выйти из дома, нужно дотронуться до них. Тогда никто тебя не сглазит.
Пустую посуду соседям отдавать нельзя, нужно положить на дно хоть кусочек хлеба, хоть монетку. С ведром так же: если взял у соседа, верни полным. Хоть огурцов туда напихай, хоть картошки.
За болтание ногами под столом Ксения получала по лбу ложкой: «Не смей чертей качать!» Идешь из бани – захвати с собой грязное белье или замочи в тазике, только не оставляй, иначе банник рассердится. А банник – мстительный: в следующий раз угоришь, или ошпаришься, или на листике от веника поскользнешься и башку разобьешь об порог.
Если воет собака, обязательно следует сказать: «Вой на свою голову». А когда трехцветная кошка перебегала дорогу, бабка принималась изо всех сил смотреть под ноги. И Ксению заставляла: смотри внимательно! Клад найдем!
И правда, находили пару раз по десятирублевой монете.
Потому что все здешние правила – верные!
Конечно, бабка многого Ксении не говорила. У нее были свои собственные, бабушкины правила, которые распространялись на нее одну.
Например, привечать мертвецов можно только по средам и субботам.
Когда Ксения прибежала с озера, бабки не было. Проведя расследование, девочка выяснила, что та ушла к Колыванову. В холодильнике не хватало банки с солеными груздями. Отправься бабка к Дораде, она захватила бы настойку на калине, которую староста любила. К Бутковым – тоже грибочков, но других: белых и подберезовиков. Кулибаба предпочитала чистую водку. Про Клима можно даже не упоминать, никто из таволжан не имел права пересечь порога его дома. И подношений он у них не возьмет, уже пытались. Бесполезно.
Такое у него правило.
Бабка вернулась после разговора с Немцем сама не своя. Ксения прислушивалась к нервному шарканью, к постукиванию железной кружки: на крыльце стояло ведро с питьевой водой, чтобы можно было напиться, не входя в дом, но бабка им пользовалась редко, потому что вообще пила мало. Ее за это даже упрекала Беломестова. «У тебя мозги засохнут, Тома, – выговаривала Дорада. – Пей воды побольше, хоть термос бери с собой, хоть банку. Я по телевизору передачу хорошую смотрела, там об этом много говорили». Бабка поддакивала, но воду продолжала игнорировать.
Откуда, собственно, взялось прозвище Дорада? Это Ксения придумала. Очень уж Беломестова напоминала ей белую рыбину.
Мать привела домой очередного друга. Очкарика. Щеки толстые и гладкие, как попка у младенца. Посреди ягодиц растет маленький нос, под ним – усики. Попа с усиками! Некоторое время Ксения хихикала, наблюдая, как шевелятся его щеки, когда он говорит. Прямо ходят в стороны, словно в гости собрались, а их не пускают!
Мать как-то особенно суетилась, и этим Щекастый сразу Ксении не понравился. При Синем все было по-другому: её, Ксению, вообще не замечали, и это было прекрасно! Никому бы в голову не пришло тащить ее ужинать со взрослыми! «Марш в свою комнату», – и сидишь там тихо, занимаешься своими делами. А тут – платье нацепили, волосы в хвостики затянули, привели в кухню… «Зачем это?» – одними глазами спросила Ксения у матери. Но та делала вид, что ничего не замечает.
На стол поставили не привычные человеческие сосиски или там макарошки по-флотски, а рыбу и с ней какие-то зеленые стебли с пупырышками на концах. Наверное, рыба среди них выросла, и вытащили их из моря вместе.
Рыбой кормить людей! Мать нормальная вообще, а? До сих пор Ксения видела эту дрянь только в школьной столовке и даже с большой голодухи никогда в рот не брала. А про зеленое не знала, что и думать. Оно выглядело так, словно ему не нравилось, что его собираются съесть. Это вообще-то очень важно: готова пища к поеданию или нет! Эта определенно не была готова. Она их всех троих ненавидела и своим ядовито-зеленым цветом и бугорками об этом сигнализировала.
Ксения вспомнила, как психолог в школе учила ее проговаривать вслух свои желания. Дико трудно было! Но ее хвалили. Значит, у нее получалось. Значит, надо следовать советам Алии Давыдовны.
– Это мне не нравится, – четко проговорила Ксения, указав пальцем на тарелку, а лицо приподняв и косясь на потолок (белое, безопасное, не изменится, значит, можно смотреть). – Я не хочу это есть.
Щекастый плавно пошевелился, будто собирался утечь под стол, и она, не удержавшись, перевела взгляд на него. Он стал удивленный-преудивленный! И глаза у него выпучились до того сильно, что едва не столкнули очки с носа. Прямо-таки выкатились, точно два яйца.
– Дее-евочка, – бесконечно удивленно протянул он, – это же ДОРАААААААДА!
Ксения дико захохотала и забила ногами под столом от восторга. «Дее-евочка, это же дораааааада!» Хахахаха! Взрослые любят отмочить такие шутки.
Но ни мама, ни щекастый не рассмеялись. У дядьки лицо как-то совсем упростилось; он с тупым видом уставился на мать, а та покраснела и визгливо приказала Ксении сейчас же прекратить действовать им на нервы.
Ксения сползла под стол от хохота (ЭТО ДОРААААХАХАХАДА), но оттуда ее вытащили, и по глазам матери она поняла, что та разъярилась не на шутку. Ей отвесили подзатыльник и снова усадили за стол, велев прийти в себя, но теперь, после того как ЭТОЖЕДОРАДА объявилась у Ксении в тарелке, легче было пробежать по потолку, чем успокоиться. Мать начала жаловаться на дочь Щекастому, а Щекастый заметил, что на самого избалованного ребенка всегда найдутся правильные меры воздействия, вот, скажем, не читала ли Наталья Петровна рассказ известного писателя Аверченко «Берегов, воспитатель Киси»? Нет? Он настоятельно рекомендует! Будет счастлив, если Наталья Петровна сможет принять на вооружение некоторые методы, которые, возможно, не одобряет современная так называемая гуманистическая педагогика, но которые великолепно зарекомендовали себя для исправления педагогической запущенности…
Он все говорил и говорил, словно масло размазывал жирным слоем по хлебу, все напластовывал тускло-желтые слова, а Ксения ненавидела хлеб с тошнотворным маслом, и к тому же она ведь не дура, она понимала, что он говорит о ней, и говорит нехорошее. Ей уже было не смешно, но она продолжала смеяться, чтобы он не подумал, будто своей дохлой дорадой так запросто заткнул ей рот. Ксения давно заметила, что когда она начинает смеяться, взрослые как-то теряются.
