– Что случилось? – смогла лишь выдохнуть Амелия, заранее предполагая ответ.
– Два британских судна были ограблены по пути в Норвегию. Их снаряжением и отправкой груза занимался ваш муж, – произнёс Халсторн устало, отложив письмо.
– Всё так плохо? Есть ли жертвы?
– Судя по донесению, никто не был убит. Многие ранены, большинство в тяжёлом состоянии, но вот шхуна потоплена пиратами. Моряки клянутся, что видели корабль Диомара. Снова он нас атаковал! Проклятый Дьявол!
Халсторн ударил кулаком по столу и выругался вслух. Амелия сидела неподвижно. Она ничего не ответила, когда он попросил прощения за свою несдержанность и покинул столовую. Обед был испорчен, и Амелия не сдержала слёз, едва Клодетт закончила убирать приборы со стола и ушла.
Чуть позже ей удалось застать Томаса у парадной лестницы, когда он направлялся наверх, в свой кабинет. Он не обернулся, когда она позвала его в первый раз, но остановился, как только услышал своё имя:
– Томас!
Их взгляды пересеклись. Каким же он казался усталым! Небритый и слегка растрёпанный, с тёмными кругами под глазами и сжатыми в тонкую линию губами он вовсе не был похож на себя прежнего. Видимо, потеря шхуны и драгоценного груза сказались на нём куда острее, чем можно было предположить. Глядя на него с неподдельным сочувствием, Амелия искренне испугалась. Отголоски её совести терзали сердце и разум, и с этим ничего нельзя было сделать. Как и с тем, что уже произошло.
– Мистер Халсторн рассказал мне о том, что вас так расстроило, – она сделала пару шагов вперёд; теперь их разделяли несколько ступеней. – Мне очень жаль. Но вы не должны поддаваться отчаянию! Это ведь не ваша вина.
Стерлинг был резок и бескомпромиссен, это знали все, кто его окружал. После ссоры с отцом, во время долгого отсутствия дома, жизнь столкнула его с трудностями, преодолев которые он остался равнодушен к жалости и страсти. По крайней мере таковы были слухи. Но Амелия хотела дать ему понять, что сожалеет. Несмотря на это, её собственную дрожь было не унять. Дух её напоминал о том, какую мерзость она совершила ради людей, в чьи руки вверила собственную жизнь, в то время как Стерлинг лишь исполнял свой долг, а по большей части укрыл её от гнева герцога Камберлендского. Теперь ей было жутко стыдно.
Томас глядел на жену, и выражение его лица никак не менялось. Минуту спустя он только кивнул головой, отвернулся и ушёл, оставив Амелию наедине с собственной совестью. А через два дня Стерлинг вместе со своим поверенным отправился в Сторновей.
***
В следующий раз она встретилась с Мегерой на западном берегу острова
Гаррис. Пиратский пинас стоял чуть севернее, у острова Скарп, где команда Диомара отыскала очередные развалины для своего лагеря. День был ветреный, со стороны океана к берегу тянулась целая вереница туч, но солнце так приятно пригревало, что Мегера, оставив начищать свой романский меч, присела на большой валун и подставила жарким лучам покрытое испариной лицо.
– Ты слишком скованная в бою, тебе стоит быть посмелее, когда атакуешь врага, – рассуждала женщина вслух, не открывая глаза. – Держать оружие ты умеешь, признаю. Почти ударила меня сегодня! Вот так леди!
– Ты мне не враг, – ответила Амелия; она опустилась на камень рядом. – Вот поэтому я боюсь атаковать. Но ты всё равно замечательный учитель. Спасибо, Мегера.
Пиратка повернулась к ней и прищурилась, что придало выражению её лица особое очарование. Несколько минут назад они закончили парировать на мечах, и Мегера осталась довольна теми умениями, которыми владела её новая приятельница. Разумеется, ей предстояло ещё многому научиться, но то, что девица умела стрелять и была не из пугливых, уже говорило о многом. Они вспомнили о Джеймсе Гилли, и Мегера искренне восхитилась тем, как он пытался воспитать свою племянницу.
– И ты не осуждаешь, что он не остался с моим отцом? – с удивлением спросила Амелия.
– Зачем бы мне его за это осуждать?
– Я думала, такие, как ты… люди, привыкшие к жизни в общине, где все, как один… такие люди могли бы не поддержать решение моего дяди остаться в стороне.
– Твой дядя не был похож на труса, он, скорее, оказался умнее многих мёртвых якобитов.
Вот тут девушка в возмущении вскинула брови.
– Я не хочу осуждать действия твоего отца, пташка. Но у меня на родине говорят: «есть разница, между посаженным и похороненным». Якобиты были дерзкими дикарями с гор, которых подвело отсутствие тактики и логики. Возможно, твой папаша боролся за разумные идеи, но делал это неверно. А результат… ты и сама знаешь.
– А кто тебя обучал? Диомар, верно? – Амелия, не раздумывая, сменила тему; на что пиратка ответила кивком. – Как вы с ним познакомились?
– Он защищал группу пленных на Сардинии. Среди них была и я. Меня хотели повесить, думали, что я помогала революционерам, но на самом деле я была виновна только в грабеже на рынке.
– Ты была одинока?
– Да, одинока. И очень хотела есть. Мои родители уже давно умерли, пришлось взрослеть раньше, чем обычные дети.
– И Диомар тебя спас?
– Да, пташка, меня и остальных, – скучливо ответила женщина, сладко потянувшись. – Он был такой сильный и храбрый, но дело было не в том, как он сражался, нет… когда он заговаривал толпу, они подчинялись. Они его слушали! Всю свою юность я клялась себе, что никогда не пойду ни за одним мужчиной. Я ненавидела их. Они издевались надо мною, били, насмехались, прогоняли с улиц, отбирали еду… Но он был не таким. Когда он сказал мне, что я могу пойти за ним, а от меня требовалась лишь преданность, я ни секунды не раздумывала.
– Это впечатляет. То, как ты говоришь о нём.
– Ну, он отличный моряк, хороший капитан и прекрасный воин…
– И как давно ты его любишь?
Женщина замерла на месте, услышав столь откровенный вопрос. Поражённый взгляд Мегеры был красноречивей любых слов, и, когда пиратка захохотала, едва не соскользнув с валуна на песок, Амелия ощутила себя не в своей тарелке. А Мегера всё смеялась, не позволяя девушке и слова сказать. В конце концов Амелия покраснела и надулась, скрестив руки под грудью.
– Ах, пташка, какая же ты наивная! – сказала пиратка, успокоившись. – Сущий ребёнок!
– Не понимаю, что именно тебя так рассмешило? Разве это не естественно? Ты его правая рука и…
– И посему должна быть его послушной кошечкой, согревающей по ночам постель? Господь Всемогущий, не говори глупостей! Диомар – мой капитан, отец и брат, которых я была лишена в детстве. Мы никогда не были близки, насколько ты можешь вообразить.
Осознав, какую глупость она предположила, и что едва ли не оскорбила столь крепкие узы, которыми Мегера гордилась, Амелия смолка, устыдившись. После недолгой паузы она всё же решилась заговорить:
– Прости, что приняла тебя за его любовницу. Я не хотела…
