Она отыскала рыдающую Дженни у жаровни. Несчастный вид этого маленького создания, трясущегося возле огня, почему-то вызвал у неё воспоминания о Саре. Когда сестре было пятнадцать, как и Дженни теперь, они виделись не больше, чем пару раз за полгода. Амелия упустила взросление Сары, и ощущала себя в этом виноватой. Дженни же была сиротой и крестьянкой, и ни с кем из домашней прислуги она не была более близка, чем с Клодетт, но что-то подсказывало Амелии: горе этого ребёнка не смогла бы отвести даже близкая подруга.
Дженни подняла заплаканное лицо, когда она подошла ближе и присела рядышком, на деревянную скамью.
– Что с тобой происходит, дорогая? – спросила Амелия, пока горничная утирала слёзы и сдерживала всхлипы.
– Простите меня, мадам! Мне очень, очень стыдно…
– Я всего лишь задала вопрос, а ты извиняться вздумала! Никто на тебя не злится, слышишь? И не обращай на Дарнли внимания! Она любит поворчать, это все знают. Так ты скажешь мне, что с тобой случилось? Ты больна?
– Возможно, мадам…
Амелия удивилась.
– Как это? Ты сама не знаешь?
По тому, как нервно она вела себя, по раскрасневшимся щекам и беспокойным пальцам, сжимавшим передник, Амелия поняла, что девушка была сильно взволнована и напугана. Решив оставаться терпеливой хозяйкой, она положила ладонь ей на плечо и чуть настойчивей произнесла:
– Ты можешь рассказать мне всё, понимаешь? И я клянусь, что бы ты ни сделала, никто здесь тебя не осудит.
И тогда бедняжка Дженни рассказала о своём плачевном положении. Она говорила достаточно правильно и рассудительно для крестьянки, а сама при том то и дело всхлипывала и поглядывала на спокойный огонь в жаровне. Не прекращая прижимать руку к животу, Дженни рассказала о своём греховном проступке, и Амелия произнесла, едва сдерживая улыбку:
– Так ты ребёнка ждёшь? Вот глупышка! Это же замечательно! Нет, нет, не смей рыдать! Для начала скажи мне, кто отец!
– Клейтон, мадам!
Вот так дела! Амелия ожидала чего угодно, но только не связи своей горничной и этого хоть и привлекательного, но легкомысленного молодого человека. Насколько она помнила, ему было уже около двадцати трёх лет, да и поглядывал он чаще на красавицу Катерину, которая была куда шустрее и хитрее Дженни. Амелия с досадой покачала головой. За всей суетой собственных забот она совершенно упустила из виду жизнь в стенах замка, а ведь тут могла бы разыграться настоящая драма.
– Мне казалось, что Клейтон заинтересован нашей кухаркой, – произнесла она осторожно. – Я и понятия не имела, что он нравится тебе…
– Катерине он не нужен. Она всегда говорила, что он болван без гроша в кармане и разгильдяй. Он и не был с нею. Но в этом всё и дело… Он лишь нравился мне, мадам, и так получилось… он говорил, что влюблён в меня, и я сдалась, хоть и не хотела этого.
– Так ты его пожалела?
– Да.
– Но ты его не любила?
Между ними ненадолго повисла напряженная, пульсирующая тишина.
– Когда я поняла, что жду ребёночка, я испугалась! Что мне делать? У меня нет родных, приют не возьмёт меня назад, а ближайший монастырь находится за проливом! О, я такая глупая! Ведь Клейтон предлагал мне пожениться, но теперь, если я скажу ему, что согласна, он обо всём догадается и решит, что я эгоистка, – вздохнула служанка. – Он поймёт, что я его использую, и всё из-за ребёнка!
И она снова зарыдала, уткнувшись в свой передник. Амелия выдержала паузу и сочувствующе погладила девушку по спине.
– И ты думаешь, что теперь он не женится на тебе? Но нельзя же вот так всё оставлять! Твой малыш будет нуждаться в отце… уж поверь мне, – сказала Амелия и улыбнулась, когда девушка взглянула на неё. – Ничего не бойся. Ты не будешь одинока. Я здесь всё ещё хозяйка, и я обещаю, что мы позаботимся о тебе и ребёнке.
– А вы думаете, что хозяин не разгневается, узнав обо мне?
Амелия подумала о Томасе, и как хорошо к нему относилась вся домашняя прислуга. В подобном вопросе она была уверенна в муже, эта мысль даже показалась ей приятной.
– Лорд Стерлинг ни слова не скажет, вот увидишь! Но лучше бы тебе поговорить с Клейтоном, да как можно скорее. Если у этого парня мозги на месте, он сделает тебя своей женой.
Утешая бедняжку Дженни, она никак не могла избавиться от мысли о колонии Диомара. Если бы капитан разрешил ей забрать Дженни с собой, в Америку, она сумела бы подарить этой девочке и её ребёнку новую жизнь в мире, где так ценилась свобода.
В воскресенье, один из первых и самых тёплых дней апреля, Амелия возвратилась после утренней мессы и обнаружила, что Томас вернулся домой. Последующие несколько дней прошли в спокойствии, хозяин замка оказался в добром расположении духа, чему Амелия была бесконечно рада. Ей нужна была эта неделя умиротворения и тишины, многое предстояло обдумать и переосмыслить. В том числе и о Диомаре.
Она знала, что супруг вскоре собирался в Беркшир, где в городке Виндзор находилась королевская резиденция. Там его должны были возвести в пэрское достоинство во время званого приёма, на отдельной церемонии. Как-то после очередного молчаливого ужина Томас подал ей записку о том, что желал бы отправиться в Виндзор с нею. Амелия раздумывала недолго. Она согласилась на поездку, понимая, как в противном случае отказ мог бы повлиять на Стерлинга на фоне всех её прошлых попыток отстраниться. Но мысль о скором путешествии то и дело разбавлялась мыслями о Диомаре, и для себя она решила, что следует предупредить капитана об отъезде. Лучше сделать это самолично, при встрече, например.
Рассказав мужу о Дженни и её положении, она почувствовала некоторое облегчение. Стерлинг был удивлён, но не разозлился, хотя и пообещал помужски потолковать с Клейтоном, который нёс большую ответственность за сложившуюся ситуацию.
И всё, казалось бы, наладилось. По крайней мере текущего положения дел было вполне достаточно. Стерлинг готовился к отъезду, занимался бумагами и домашними делами. Два раза он бывал вместе с Амелией в приглянувшейся ей церкви святого Молуага на севере острова, так что местные, наконец, могли вдоволь наглядеться на молодых супругов, посетивших святое место. Слухи об их неудачном браке, ходившие среди крестьян, постепенно утихли.
Он был эдаким затворником, её строгий муж. Наблюдая за ним со стороны, Амелия то и дело убеждалась в этом. Воспоминания о нём из прошлого, того прошлого, которое она так старательно пыталась похоронить в глубине памяти, больше нельзя было удержать. И то, что он писал о ней в дневнике и по сути ничем не выдавал, совершенно разнилось с его поведением.
«Возможно, после получения титула он сможет обрести хоть немного радости», – думала она с некой тоской. – «И научится выражать её в чём-то более ясном, чем обыкновенные светские манеры».
***
Оставалось всего два дня до отъезда. Магдалена с воодушевлением собиралась в дорогу, подгоняя Клодетт не лениться и заняться с нею гардеробом хозяйки, которая в это время скучливо жевала яблоко и со своего места, на галерее невысокого балкона, наблюдала за суетой в конюшне, где Клейтон, как провинившийся перед хозяином работник (и потенциальный жених малышки Дженни), бегал с поручениями под руководством старшего конюха Олаффсона.
