Я представил братьев, расселись, открыли коньяк, сказать тост поручили мне, да ради бога, хоть два тоста, сказал я.
— Друзья… и подруги, как это ни прискорбно, но похоже, что нам выпала участь жить в эпоху великих перемен. С одной стороны это может быть и неплохо, потому что революция, как сказал один умный человек, это миллион новых вакансий и новых социальных лифтов, на которых можно взлететь до небес, но с другой-то стороны медали это обычно резкое снижение уровня жизни, нищета, разгул преступности и падение ценности человеческой жизни в район нулевой отметки. Но в наших с вами силах попытаться сделать эти перемены возможно более гладкими, снабдить их, так сказать, газовыми амортизаторами. Давайте, короче говоря, выпьем за перестройку жизни с человеческим, так сказать, лицом.
По-моему никто ничего не понял, но выпили дружно. Потом я начал пытать братьев на предмет творчества — да, сказали они, Жук в муравейнике почти закончен, а вот экранизация Пикника на обочине встала мертво, Тарковскому зарубили этот проект. Так в моих же силах помочь вам, обрадовался я, Пикник надо снять не так, как Тарковский хочет, а в голливудском стиле — это ж будет мировой блокбастер. Ну как ты можешь нам помочь, Сережа, удивились братья, из города-то Горького и в свои 18 лет. Да очень просто, ответил я, если у тебя в дружбанах Генсек КПСС, помочь можно и из города Горького… и даже в 15 лет. Братья переглянулись, но ничего в ответ не родили…
На этом вечер как-то незаметно увял — хоккеисты начали о своем, о неизбывном, чем отличается канадский стиль игры от нашего, да как бы хорошо взять все лучшее оттуда и отсюда, а берут почему-то все худшее, да какой тяжелый человек Вячеслав Васильич и тп. Братья допили коньяк и быстро испарились, хотя впрочем я успел заметить, что моя мысль о методике экранизации «Пикника» нашла в их мозгах некий позитивный отклик. А Анюта с Инной продолжили свои бесконечные обсуждения предстоящей свадьбы, так что я оказался никому нахрен не нужен. Встал, сказал, что прогуляюсь, трубку с собой таки взял, памятуя о технологических возможностях Владиленыча.
И оказался прав — когда я делал разминочные упражения на свежевыпавшем снежке (наконец-то, надоела это вечная слякоть), трубка в кармане зазвонила, определитель при этом поморгал, но ничего не определил, как это и следовало ожидать.
— Здравствуйте, Евгений Владиленович, — возможно более вежливым голосом сказал я в нее.
После непродолжительной паузы мне ответили:
— Евгений Владиленович занят, он поручил мне связаться с вами, меня зовут Степан Вилорович.
О как, еще одна жертва Октябрьской революции…
— Слушаю вас очень внимательно, Степан Вилорович, — сказал я.
— Документы по новому НПО получите завтра в 9.00 на Старой площади, это раз. Относительно создания фильма по вашему сценарию — 12.00,Мосфильм, кабинет директора, рабочее собрание по запуску в производство. Все понятно?
— Предельно понятно, — отозвался я, — мой поклон Евгению Владиленовичу.
Вернулся, передал только что случившийся разговор Анюте, чем отвлек ее наконец от набившего уже оскомину перемалывания вопроса о платьях и шляпках. Традиционно уже предложил Анюте сосредоточиться на более близких темах, например, что надеть на мосфильмовское совещание.
Сюрприз-сюрприз
На Старую площадь я уж один поехал, на метро — в выданном мне Вилоровичем пакете находились уставные документы, приказ о назначении меня гендиректором, примерный график выдачи конечного результата, коего от меня ждут-не дождутся (старт серийного производства мобильного телефона например там был назначен на 1 апреля следующего года, экие ж шутники они там в ЦК КПСС, однако) и письмо-вездеход, если так можно выразиться, в нем всем организациям и учреждениям города Горького и области предписывалось оказывать новому делу всяческое содействие. Штат и платежная ведомость НПО пока не были утверждены, все это мне на откуп отдавалось, я так понял. Еще Вилорыч мне визитку дал с кучей телефонов, звони мол, если что не так будет. Спросил про АТС-1 для этого самого НПО, будет тебе вертушка, ответил Вилорыч, со временем. А пока обычной связью обойдешься. Ну надо, так надо, со вздохом подытожил разговор я, ну я пошел, ну иди, ответил он.
На Мосфильм я опять на метро поехал, до Киевской, а там еще минут 15–20 на троллейбусике, у входа меня значит Анюта ждала, переминаясь с ноги на ногу — ночью конкретно так подморозило, так что просто стоять было довольно холодно. Прошли через проходную, нам сразу указали, где тут директор сидит (Сизов Николай Трофимович, ну ооочень большой человек, сказала нам девочка из бюро пропусков, закатив глаза ввысь), в приемной повесили куртки на вешалку и сели на стулья ждать начала. Недолго впрочем это ожидание продлилось — подошел Туманишвили, несколько незнакомых товарищей с суровыми лицами и (трам-та-да-дам) Олег Борисович Видов, который сразу взял Анюту под руку и повел ее далее, мило беседуя на ходу, я же удостоился коротенького кивка. Ну ладно, Олежа, я в ответ вообще ничего не сделал, даже и не кивнул, но он по-моему этого не заметил.
Директор Сизов действительно оказался ооочень большим человеком, под полтора центнера весом, что не мешало ему довольно резво перемещаться по своему кабинету. Начали с того, что все дружно закурили. Принципиальных вопросов собственно по запуску фильма в производство не было никаких, еще бы они появились после звонка с сияющих вершин ЦК КПСС, обсуждались детали. Краткий вариант сценария я отдал Мише еще в прошлый раз, полностью, сказали мне, его доработают и сдадут в недрах Мосфильма (попытался вякнуть, что я и сам, мол, вполне справлюсь, посмотрели, как на идиота, снисходительно улыбаясь — да мне жалко что ли, считайте идиотом, легче работать будет). Главрежем естественно Туманишвили определили, оператора и художника представили, фамилии я их впрочем тут же забыл, а вот насчет музыки я лег на амбразуру насмерть — музыка моя будет и точка. Вторично посмотрели, как на идиота, но немного посовещавшись, решили, что пока условно я буду им считаться, а там посмотрят. Что же до актерского состава, то вне конкуренции шли Анюта на главную отрицательную роль и Видов на роль отечественного Джеймса Бонда, его за границей типа знают, да и вообще типаж тот, что надо. Остальных отдавали на откуп режиссеру. Я успел вставить свои 2 копейки про Евстигнеева, мол хорошо бы и его, можно даже в эпизоде, на это ничего вразумительного не ответили. Местом съемок в зарубежной стране определили Ригу, российские же реалии было решено снимать в Москве (ну где еще есть Красная площадь) и в Горьковской области — там же в лесах дело происходит, так чтоб далеко не ездить, я предложил речку Керженец, возражений не последовало.
Из директорского кабинета Анюта опять под ручку с Видовым вышла, да…
— Сережа, — сказала вдруг Анечка, — а нас Олежек в ресторан зовет. В Прагу, говорит, поехали.
— Ты поезжай конечно, а у меня еще дела есть, — буркнул я сквозь зубы.
— Отпускаешь, значит? — уточнила она.
— Ты же свободный человек… в свободной стране, делай все так, как считаешь нужным, — отрезал я. — Не забудь, что в 23.15 у нас поезд.
