— С Волгами это хорошо… а учёные просто отлично. И Дворец спорта мне нравится. Договорились, а детали с моим администратором можешь утрясти, пиши телефон.
И он продиктовал московский номер.
— Чеж мобильного-то нет? — недовольно спросил я. — Вот кстати заодно и ты, и твой администратор получат по новенькой трубке, только что с завода. Ты какой цвет предпочитаешь?
— А что, разные есть?
— Конечно, сейчас идут белый, черный, синий и красный.
— Ну давай красный… значит мы договорились обо всём?
— Эбсолютли райт, — сказал я ему на английском и повесил трубку.
— Кто это сейчас был? — спросила Анюта, зашедшая во время разговора в комнату.
— Высоцкий это был, Анечка, Владимир Семёныч который.
Она, бедная, аж на диван села от волнения.
— И что Высоцкий?
— Послезавтра к нам приезжает с концертами, заодно и в моих выступлениях перед трудящимися поучаствует…
— Вот это да… и ты об этом так спокойно говоришь?
— А что мне прикажешь делать, орать в открытую форточку на весь двор что ли? Так не буду я орать… кстати отвар очень хороший, можешь отхлебнуть глоточек, а мне из второго чайника принеси… пожалуйста.
Владимир Семёнович
Завтра настало воскресенье и лучше бы мне этот день не вспоминать — как белка в колесе обозрения крутился весь день, Аню тоже задействовал, да и пару человек из НПО припахал… согласовали всю программу моих выступлений, а заодно и Владимир Семёныча только к десяти часам вечера, оставшихся сил хватило только на то, чтобы сполоснуться под душем и упасть на диван мордой вверх…
А утром, сполоснув лицо и выпив чашечку кофе с булочкой, на Московский вокзал стартовал, встречать дорогого гостя, он на вечернем Нижегородце прибывал в семь-ноль-пять (Аня естественно со мной увязалась — когда еще такую знаменитость вблизи рассмотришь). Народ был ещё не проснувшийся, а Высоцкий черные очки-колёса надел, скрывающие поллица, поэтому его мало кто узнавал, и это хорошо, не хватало только обвального ажиотажа с утреца раннего. Вместе с ним прибыли Марина Влади и администратор Валерий Янклович, это с которым я вчера не меньше часа по разным телефонам проговорил. Поцеловал ручку Марине, представил Аню и быстренько провёл народ к своей желтой копейке, благо парковаться возле вокзала не было запрещено (и не будет ещё лет 15). С собой у них была только сумка у Янкловича и гитара у Семёныча… всё своё ношу с собой, как говорится, это ж не Роллинг стоунз и не Дип Перпл, которые возили на гастроли аппаратуру весом в пару тонн.
— Как доехали? — начал я беседу, загрузив всех в машину, вперёд Марину посадил.
— Всё хорошо, — ответил за всех Семёныч, — а это значит та самая твоя копейка?
— Копейка моя, а та ли она самая, не могу сказать…
— Да по Москве ходят слухи, что ты простой парень с рабочей окраины, живешь в бараке, ездишь на копейке, а между делом изобретаешь страшные вещи и снимаешь фильмы, которые в Голливуде смотрят. И ещё говорят, что ты ногой двери в Кремле открываешь, а генеральный секретарь то ли твой дед, то ли дядя.
— Всё правильно люди говорят, — ответил я, выруливая на проспект Ленина, — кроме барака, жил когда-то и в бараке, но сейчас в нормальной трехкомнатной квартире проживаю, мы кстати туда и едем. Всё равно две комнаты из трех пустые, разместимся, я думаю…
Марина с Янкловичем всё больше помалкивали, за них за всех Семёныч отдувался — пришлось более подробно описать ему свой так сказать образ существования.
— А я ведь тоже примерно в таком же квартале вырос, — сказал наконец он, обозревая наш 18-й дом по Кирова, — сталинка?
— Формально нет, 58-го он года выпуска, Сталина к тому времени уже не было, но по факту таки да… потолки высокие, коридоры длинные, арки широкие. И народ с тех сталинских времён кое-какой остался, вон одна перед подъездом сидит… слушай, Семёныч, у меня личная просьба будет — поздоровайся с этой старой каргой по имени отчеству, Полина Андреевна её зовут.
— Да пожалуйста, — ответил он, — а зачем тебе это?
— Потом объясню, — туманно сказал я.
Высоцкий снял очки-велосипеды, подошёл к скамеечке с приклеенной к ней вечной старухой и очень вежливо сказал:
— Доброе утро, Полина Андреевна, как поживаете?
У той расширились глаза до невозможных пределов — не такой уж она старой была, чтобы не узнать всенародно любимого певца и артиста.
— Зд…здравствуйте, Владимир Семёнович, — заикаясь, ответила она, — вы надолго к нам?
— На пару дней, поддержу вот товарища, — и он показал на меня, — несколько концертов дам и домой.
— Ну здоровья вам, Владимир Семёныч, — ответила бабка и с необычайной живостью снялась с насиженного места.
— Через десять минут про тебя весь двор будет знать, — подсказал я, — может в квартиру наконец зайдём?
Поднялись на четвертый этаж, я открыл дверь и открыл две свободные комнаты, выбирай мол любую — Высоцкий с Мариной облюбовал большую и квадратную, где раньше Усиковы жили, ну а Янкловичу значит досталась комната дяди Феди.
— Какой у нас распорядок на сегодня? — это уже деловито поинтересовался администратор, — чтоб мы в курсе были.
— Распорядок простой — сейчас чай пьём, в 11 выдвигаемся к Институту физики, там ровно а полдень первая встреча с избирателями… кстати регламент встречи на ваше усмотрение отдаю, дорогие друзья, могу вначале я выступить, могу Семёныча пропустить, всё равно же народ его в основном ждёт…
— Ладно, разберёмся на месте, — ответил Высоцкий, — а дальше что?
— Дальше обед в кремлевской столовой, заодно с руководством области познакомитесь, у них аж глаза загорелись, когда я и им про такую возможность сказал…
— Хорошо, познакомимся, кто у вас сейчас главный-то?
— Христораднов Юрий Николаич… а дальше возвращаемся на Автозавод и в 17–00 встреча с работниками ГАЗа, главный конвейер, участок конечной сборки, там временные трибуны вчера сколотили, пять тыщ должно влезть. Потом до ночи как получится по обстоятельствам. Завтра три концерта в Нагорном Дворце спорта, в 12, в 16 и в 19 часов…
— А что, у вас еще и Подгорный дворец есть? — ехидно уточнил Семёныч.
— Не, Подгорный это в Кремле… был… а у нас ещё Автозаводский есть, вон его из окна видно, — показал я.
— Так что там насчёт чая-то? — это уже Марина в разговор вступила.
— Чай цейлонский, со слоном, на кухне дожидается — пошли?
— Да, — вспомнила Марина, — Володя никому автографов не даёт, принцип у него такой — верно, Володя?
— Точно, фотографироваться это пожалуйста, но подписей своих я никогда не раздаю… сам не знаю почему.
— Хорошо, учтём, — сказал я, — а сейчас чай.
