---
Обратно мы вернулись уже в двенадцатом часу ночи — всё прошло просто замечательно… но не совсем уж всё, была одна накладка по дороге из института на ГАЗ, но нестрашная, колесо спустило. Заменил с володиной помощью за пятнадцать минут, а в остальном идеальная программа вышла. Как я впрочем и ожидал, ко мне вопросов почти что не было, народ ждал концерта Высоцкого так, что аж кушать не мог. А он не чинился, выходил и пел, в промежутках между песнями меня помянул пару раз добрым словом, а больше ничего и не надо.
На ГАЗе была жуткая давка на входе в цех, намеченный для встречи — так-то там около сто тыщ народу работает, и все они хотели поприсутствовать. Пришлось организовывать жесткий контроль на входе, прошли только те, кто работал в этом цехе, плюс специально приглашённые, билетики в профкоме напечатали. Перед остальными Высоцкий извинился лично, пригласив всех не попавших в цех на завтрашние концерты.
Да, Янклович у меня почему-то интересовался с самого начала, что можно петь, а что не надо, так я ответил, что в стране гласность, поэтому никаких указаний нет и не будет. Так перед учеными он в основном концептуальные песни исполнял типа «Дома» или «Кривой и нелегкой», а в цеху уж облегченную программу исполнил, от «Разговора до телевизора» до «Инструктажа перед поездкой за рубеж», даже блатной лирикой разбавил. И Христораднов был очень рад встрече, когда у нас перерыв на обед был и мы в кремлевскую столовку зарулили (менты на въезде пропустили кстати говоря мою копейку внутрь Кремля, когда увидели, кто там сидит, даже честь отдали), аж светился весь, но перед ним уж Володя петь не стал.
А когда всё закончилось и народ занял очередь в ванную сполоснуться после тяжелого дня, Высоцкий вдруг сделал мне знак и отозвал в пустую комнату.
— Мне говорили, что ты будущее можешь видеть, это правда?
— Было у меня такое дело, но в последнее время что-то почти пропало, — отозвался я.
— Про меня можешь что-то сказать? Сколько мне осталось на этом свете?
Я подумал, а потом выпалил:
— Два года… чуть меньше даже — июль 80-го, во время Олимпиады.
— От чего?
— Вскрытия не будет, так что точного подтверждения нет, но судя по всему от передоза.
— Где меня похоронят?
— На Ваганьковском кладбище, прямо возле входа, памятник Рукавишников сделает. Половина Москвы хоронить придёт…
— Что-то можно сделать, чтоб оттянуть это дело?
— Конечно можно, дорогой Семёныч, будущее же жёстко не определено, я тебе только его наиболее вероятный вариант оттранслировал.
— И что например, может ты и это знаешь?
— Знать не знаю, но кое о чём догадаться наверно смогу, пойдём на кухню…
На кухне сидели Марина с Анечкой и тихо-мирно беседовали о чём-то своём, о женском. Я извинился за вторжение в их беседу и попросил Аню заварить той самой травки в двух разных посудах, понемножку, по чайной ложечке. Аня сказала «ага» и послушно начала процесс заварки, а Марина немного обеспокоенно спросила меня, в чём собственно говоря дело. Тогда я взял её за локоть и вывел в ту самую пустую комнату.
— Видишь ли, Марина, дело в том, что Володя конечно гений и достояние всего советского народа, но ты не хуже меня знаешь, куда он летит последние лет 5–6… знаешь ведь?
— Знаю конечно, — просто ответила она, — в пропасть он летит, а ты что, можешь что-то с этим сделать?
— Стопроцентной гарантии не дам, но может что-то и получиться…
И далее я ей вывалил историю с бабкой Прасковьей и волшебными травами.
— На себе уже попробовал — результат убойный, абсолютное отвращение ко всему спиртному, в рот не лезет. Это травка из одного мешочка, с синей завязочкой, но есть еще и красненькая завязка, вот она, я так подозреваю, и нужна Володе до зарезу…
— Я сама сначала попробую, — решительно сказала Марина.
— Да пожалуйста, пробуй… только учти, что мешки не очень большие, а ещё раз я ту бабку скорее всего не найду, так что экономить надо.
— Если поможет, мы с Володей тебе по гроб жизни обязаны будем.
— Давай сначала попробуем, а там уж долги отдавать начнём… — сказал я и повёл её на кухню.
А там Аня уже практически всё сделала и ждала сигнала для розлива, я сказал, что сначала Марина попробует, а потом уж — Володя сгорбившийся и какой-то совсем уж маленький сидел у окна и глазел на двор. Но тут телефон затрезвонил, не мобильный и даже не вертушка, обычный городской. Это оказался дружбан Андрюха — он откуда-то узнал, что у меня в квартире сидит Высоцкий и на коленях просил чтоб я разрешил посмотреть на него хоть одним глазом. А заодно и Валеру с Вовчиком, они все у него собрались по такому случаю.
Спросил у Высоцкого:
— Тут мои дворовые друзья умоляют, чтоб я разрешил тебя увидеть… ну или услышать… ну или и то, и это вместе…
— Много друзей-то? — спросил он, отхлёбывая из кружки ароматный отвар.
— Трое, нас мушкетерами во дворе звали.
— И ты у них конечно Д'Артаньяном числился?
— Точно… ну так как насчет мушкетёров-то?
— Зови, чего уж там, — отозвался Володя, занятый отваром, — вкусная штука кстати, сам-то пробовал?
— А ты думаешь я непроверенную вещь народному артисту посоветую? — вопросом на вопрос ответил я и сказал в трубку Андрюхе, чтоб подходили.
----
Исполнил им Высоцкий пару песен, с улыбкой глядя на их перекошенные от волнения рожи — «Где мои 17 лет» и «В сон мне жёлтые огни», это уже по моей личной просьбе. А потом переместился на эстраду, которая во дворе у нас располагается, и оттуда уже пел битый час, всё подряд. Это по просьбе Полины Андреевны, которая принесла коллективную петицию от жителей нашего дома. Народу собралось явно больше тысячи. Закончилось в итоге всё в районе полуночи.
А на следующий день был Дворец спорта и совершенно дикий уже ажиотаж с билетами, и конная милиция, и самодельные плакаты с текстами самых популярных его песен, и подъём моей копейки (я так и возил в ней Володю по всему городу) на руках и качание её вверх-вниз… и еще один концерт во дворе… и ещё другой концерт в нашем НПО — это я уговорил Высоцкого остаться ещё на день, а то меня потом линчуют, если в подведомственном учреждении его не покажу.
Отъезд в Москву, короче говоря, Володи с сопровождающими лицами напоминал тщательно спланированную шпионскую операцию — я его вывел хорошо мне знакомым путём через чердак и первый подъезд, потому что у нашего подъезда дежурила днём и ночью немаленькая толпа поклонников.
— Не забывай травку пить, мешочки у Марины, — сказал я на прощание на перроне Московского вокзала. А он расцеловал меня в обе щеки, а потом и Марина тоже, а потом его кто-то узнал и он скрылся в своём купе чуть ли не бегом, а то бы на сувениры разобрали…
