— Ну как вы, устроились? — спросил он. — Хорошо, к тебе есть вопросы у Дмитрия Фёдорыча, когда сможешь подъехать?
Ни хрена себе, подумал я, это значит я буду решать, во сколько мне удобно встретиться с первым лицом государства? Не дождётесь.
— В любое удобное для Дмитрия Фёдорыча время, — дипломатично ответил я.
— Ну тогда через… через полтора часа у Троицкой башни, там тебя встретят и проводят… да, Анюту тоже бери.
— Дорогая, — тут же оттранслировал я услышанное Анечке, — нас ждёт-не дождется Генеральный секретарь ЦК КПСС, так что давай приводи себя в порядок и трогаемся.
Ане после семипалатинских приключений похоже уже всё было по барабану, поэтому восприняла она эту новость достаточно спокойно — ну Генеральный, ну секретарь, что в этом такого? Ушла в ванную и через полчаса сказала, что она готова ко всему. Окей, значит поехали.
У хорошо знакомых мне Троицких ворот дежурил всё тот же солдатик, с которым мы были знакомы со времён похорон Леонида Ильича. Весело подмигнул ему, он улыбнулся в ответ, а тут и сопровождающий подоспел с пропусками. Ну здравствуй, Московский Кремль, давно тебя не видел…
Провожатый (типичный сотрудник органов среднестатистической внешности, глазу зацепиться не за что, настолько всё в нём было усреднено) довёл нас до входа в Сенатский дворец и сдал с рук на руки еще одному похожему товарищу. Тут у нас довольно долго изучали пропуска и паспорта, а когда убедились, что мы это добропорядочные советские граждане, а не какие-нибудь бразильские шпионы, запустили внутрь. В предбаннике приёмной генсека нам сказали сесть и подождать вон на тех стульчиках — сели и подождали, чо… стулья сука красивые были, куда там мастерской Гамбса.
Наконец аудиенция предыдущего гражданина закончилась, он вышел из больших резных с позолотой дверей (это оказался Алексей Николаич Косыгин), и тут секретарь предложил нам заходить. Устинов сидел в глубине кабинета за своим столом и смотрел в окно, за которым летали вороны.
— Ну здравствуй, Сергей и эээ…
— Аня, — помог я ему.
— И Аня, присаживайтесь.
Присели, чо… я-то Устинова третий раз вблизи видел, а Аня впервые, так что сидела она зажато и натужно улыбаясь. Решил помочь ей и немного разрядить обстановку.
— Не удалось нам нормально закончить съёмочный процесс в Казахстане, досрочно вернулись — вы наверно в курсе, Дмитрий Фёдорович.
— Да уж, прочитал вчера сводку по вашей теме, накрутили вы там… но всё хорошо, что хорошо кончается, а я тебя позвал немного по другим делам…
И он надолго задумался, крутя в руках золотую чернильную ручку. Паркер что ли, успел подумать я, но тут он продолжил.
— Ты в прошлый раз про Картера что-то говорил…
— Так точно, — осторожно ответил я, — была у нас беседа в Белом доме и он кажется неплохо ко мне отнёсся…
— Так вот, на следующей неделе у нас с ним встреча в Вене…
— А почему в Вене? — поинтересовался я.
— Договорились на нейтральной территории встретиться… так из его администрации пришёл запрос на включение тебя в нашу делегацию. И супруги твоей конечно тоже…
— Так прямо и написали, чтоб Сорокалета включили?
— Да, прямо так и написали — крайне желательно присутствие мистера и миссис Сорокалет.
— Так я не против… Аня наверно тоже, верно? — обратился я к ней.
— Конечно я тоже не против, — сказала она, скромно потупив глазки, — заодно и на Вену посмотрим.
— Да, а тематика-то встречи какая? — спохватился я.
— Первый пункт это подписание договора по ракетам, а во втором пункте всё остальное, что не вошло в первый.
— Отлично, как говорили умные люди, даже самые плохие переговоры гораздо лучше самой хорошей войны, — вспомнил я одну мудрость, — может скажете заодно, в чём будет заключаться наша миссия? Просто постоять в углу во время подписания документа или что-нибудь ещё?
— Я так думаю, Картер с тобой захочет пообщаться в узком кругу, ну а потом ты подробно расскажешь об этом общении. Мне лично. Вот и вся миссия…
— Всё предельно понятно, Дмитрий Фёдорович, — ответил я, чуть подумав, — только я очень прошу никаких записывающих устройств на меня не цеплять, всё равно ведь охрана проверит и если что-нибудь найдёт, скандал будет космических масштабов…
— Ладно, детали обговоришь с Владиленычем, он тебя найдёт, когда потребуется… просьбы, пожелания, вопросы какие-то есть?
Я понял, что рандеву подошло к концу, но не смог себе отказать в одной маленькой шалости.
— Дмитрий Фёдорыч, в прошлый раз вы не успели показать кабинет Сталина, может сегодня удастся его посмотреть?
Генсек отвёл взгляд от окна с воронами, поморгал немного, потом согласился:
— Пошли, чего уж тут… только надо предупредить охрану, а то в прошлый раз у них небольшой переполох был из-за моих неожиданных перемещений.
--
— Ну вот смотри всё, что хотел, — сказал мне Устинов, когда офицер службы охраны отпер дверь и проверил, что там внутри, не таятся ли враги.
— Это приёмная, я правильно понимаю? А здесь наверно Поскрёбышев сидел, — задал первый вопрос, указывая на абсолютно кондовый и бесхитростный столик в углу под зелёной скатертью.
— Да, наверно… где ж ему ещё сидеть в приёмной? — вопросом на вопрос ответил Устинов.
— А это значит кабинет вождя, — продолжил я, заходя в следующую дверь.
https://pbs.twimg.com/media/DjnPlc1XgAUqNss.jpg: large
— Не очень-то он просторный… и как здесь все Политбюро-то убиралось?
— Как-то убиралось…
— Вы тоже ведь не раз здесь бывали, Дмитрий Федорович? Может расскажете какую-нибудь историю отсюда?
— Ну вот здесь примерно, — и он показал на угол кабинета, — Сталин сказал мне ту самую знаменитую фразу.
— Какую? — не понял я.
— Молодой, не знаешь значит… он сказал мне «Товарищ Устинов, сейчас вы принадлежите не себе, а государству. Вы государственное имущество и государственная собственность».
— Здорово. А по какому поводу он это заявил?
— Я ехал на мотоцикле на работу, мотоциклистом я в те времена заядлым был, и попал в аварию. Вот после того, как меня вылечили, Сталин и запретил мне самому управлять любым видом транспорта с этим словами…
— И что, больше не катались на мотоцикле?
— Почему не катался, ещё как катался, но после смерти Иосифа Виссарионыча… ну мы тут заболтались, меня дела ждут, тебя тоже наверно.
На этом наша встреча собственно и закончилась. Когда выходили из Троицких ворот, Анечка мне сказала:
— Глаза у него печальные, как у этой… у коровы из нашей деревни. Меня в детстве каждое лето к тётке посылали в Сергачский район, так у неё была корова Зорька с такими глазами.
