— В следующий раз, — сухо ответила женщина и бросила укоризненный взгляд на Роберта.
Однако дальнейших допросов не последовало.
К сожалению, мы вынуждены констатировать — на настоящий момент все указывает на то, что ваш сын упал в воду и утонул. Но мы, разумеется, продолжаем считать мальчика без вести пропавшим, пока…
…пока мы не найдем тело.
* * *
Первое время стало кромешной тьмой, разверзшимся адом. Безостановочно звонил телефон, Мартина засыпали письмами и эсэмэсками, так что он отключил мобильный, ему ни с кем не хотелось общаться, ни со знакомыми, ни с чужими. Журналисты, соседи и просто любопытные собрались у дома, вся дорога была заставлена машинами с логотипами самых разнообразных газет, а также теле- и радиокомпаний. Исчезновение детей всегда привлекает повышенное внимание СМИ. Мартин задернул все шторы в доме. Он не знал, остался ли он один или рядом с ним в темноте находится Александра, он ее не слышал и не видел. Она словно исчезла из его жизни вместе с Адамом.
Он даже не пытался найти для себя опору, он просто падал, как будто проверяя, насколько глубока пропасть под ним. Он больше не сопротивлялся. Так было легче, просто опустить руки и умереть самому.
Его телом завладело отчаяние, оно терзало его сутки напролет, требуя ответов, вселяя чувство вины, пока ему наконец не дали лекарство, выписанное врачом, которого кто-то вызвал, и вот как-то ночью отчаяние отступило.
Теперь он ощущал его скорее как фантомную боль — знал, что оно никуда не делось, хотя и не чувствовал его.
Некоторое время спустя — может быть, дни, а может быть, недели — вокруг Мартина сформировалась некая внешняя действительность с размытыми контурами. Ему стало казаться, что он находится внутри какого-то пузыря, или под стеклянным колпаком. Он мог выглянуть наружу, но вступить в контакт ни с кем не удавалось. Ни с Александрой, ни с маленькой дочкой. В какие-то минуты он даже забывал, как зовут девочку, тогда приходилось ждать, когда Александра или кто-то другой назовет ее по имени и делать вид, что ничего не произошло. Все это время он играл самого себя, не понимая, как это получается, но по-другому не мог. Разумом понимал, что горе Александры ничуть не меньше его собственного, однако дальше своей вины ничего не ощущал. Ему казалось, что они не способны дать друг другу поддержку и утешение. Поэтому он не хотел с ней разговаривать. Не хотел, чтобы ему стало лучше.
Он вообще не хотел жить.
К чему продолжать дышать, подобно выброшенному на берег морскому животному. Мартин часто смотрел на море, его тянуло туда, ему хотелось, чтобы и его тоже поглотила, пленила, растворила вода.
Рано или поздно, думал он. Рано или поздно…
Море манит меня. Мне нужно туда.
Море было единственным, с чем Мартин сохранил контакт.
Постепенно Мартин начал замечать, что Александра с девочкой все чаще уходят из дома. Скорее всего, они проводили время в Гетеборге, у родителей Александры. Потому что ей требовалась помощь, как она это объяснила. Из чего он сделал вывод, что от него самого помощи было немного, но он это и так знал.
— Прими душ, — прошептала она ему как-то утром, перед тем как уйти. — Начни с этого.
Ее выражение лица несколько дней стояло у него перед глазами, Мартин безуспешно пытался истолковать его. Отвращение? Сочувствие? Отчаяние?
Он решил остановиться на последнем, с ним легче всего было смириться.
Они потеряли Адама.
Все разрушено. Все.
Именно так.
Он подумал, вернется ли она на этот раз. Как будто это имело какое-то значение.
Друзья перестали приносить ему замороженную еду на ужин и кастрюли с супом. Он питался одними консервами: фасолью, готовыми равиоли и скумбрией в томатном соусе; он похудел и оброс щетиной.
Он хорошо помнил, какие цветы успели появиться, завянуть и умереть. Он понимал, что это должно означать что-то прекрасное, хорошее, но сил его хватало лишь на то, чтобы смотреть на гору мусора в углу сада.
На дороге рядом с домом по-прежнему время от времени появлялись журналисты в надежде задать ему вопросы. Мобильный телефон он так и не включал, а кроме того, выдернул домашний телефон из розетки. Однажды утром он нашел под дверью конверт, который подсунули под дверь: ему предлагали крупную сумму денег за то, что он в какой-то телевизионной студии озвучит свою версию произошедшего. Интересно, что бы они предпочли: чтобы его горе растрогало зрителей до слез или чтобы очевидно испытываемое им чувство вины бросило на него тень подозрения? Какой сценарий собрал бы большую аудиторию? А какой привлек бы рекламодателей?
Его часто навещала мама, как ему казалось, не один раз в неделю. Они почти не разговаривали, обычно он молча рассматривал ее широкую спину, пока она хлопотала на кухне, или слушал ее приглушенные всхлипывания, когда она пылесосила и застилала постель наверху. Что же касается Александры, он не мог вспомнить, когда видел ее в последний раз.
Тоски он не ощущал. Это чувство было ему незнакомо. В комнату Адама он еще не заходил, хотя прошло много недель. Если он это сделает, то окажется на неизведанной территории, еще более пугающей, это он хорошо понимал. Сначала необходимо встретиться лицом к лицу с чем-то внутри себя, чего он старался не замечать. Надежнее оставаться там, где он находится сейчас, как бы это место ни называлось.
Внутри чего-то стеклянного, подальше от всего.
В горячечном беспокойном сне, напичканный таблетками, он раз за разом видит перед собой короткие сцены того дня, когда пропал Адам, — как резюме предыдущих серий в сериале. А еще вернулись сны, которые он часто видел, когда Александра была беременна. Счастливые, полные радостного ожидания, на грани с явью. Сон о том, как отец с сыном удят рыбу, сидя на мостках; вот они играют в снежки, составляют слова из букв или готовят завтрак для мамы. Перед Мартином проплывают и другие эпизоды: вот он ведет сына в первый раз в школу, а вот учит его плавать, считать, водить машину. А потом он просыпается…
Время идет, не оставляя промежутков между часами, днями и ночами.
* * *
Что это было?
Такой звук, будто что-то упало на пол.
Мартин резко проснулся, сел на кровати и прислушался. Голова казалась большой и пустой, перед глазами стоял туман.
Он ведь дома один.
Должно быть, Адам вернулся. Ну разумеется, так оно и есть. Мартин специально не запирал дом по ночам, чтобы сын мог войти в любую минуту.
Кошмарный сон закончился. Мартин ощутил прилив адреналина.
— Иду, малыш, — крикнул он. — Я уже иду!
Выбравшись из-под одеяла, спотыкаясь, он добежал до комнаты мальчика и заглянул в нее, но там никого не оказалось. Может быть, он опять ходит во сне? Мартин направился в комнату с телевизором. Сердце бешено забилось, когда в слабом свете он различил маленький силуэт у окна. Он протянул руку, чтобы дотронуться до сына, но тут темная фигура повернулась к нему и дико зашипела. Огромная кошка, забравшаяся на столик перед окном, прищурившись, посмотрела на Мартина, и снова отвернулась к морю.
