Мартин отогнал от себя неприятное воспоминание. Тогда он был болен, не в себе, и потом, он ведь хотел как лучше.
Отправив Майе сообщение со своими координатами, он отключил звук на телефоне, чтобы неожиданный звонок не выдал его.
Теперь он был благодарен сгущающимся сумеркам — женщине в доме никак не заметить его между деревьями по другую сторону дороги. А вот он ее видел отчетливо, как она перемещается между комнатами. Мартину все время приходилось напоминать себе, что нельзя показываться, пока не приедет Майя, но и стоять без дела он не мог. Он решил одним глазком заглянуть внутрь, а потом вернуться в машину и там ждать.
Он подкрался к дому, прижался к стене, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, помолился богу, в которого не верил. Потом открыл глаза, повернулся к окну и, заглянув внутрь, увидел прямо перед собой гостиную. Там стоял телевизор. Женщина подошла к нему и включила.
Она долго перебирала каналы, пока не нашла детскую передачу. После чего вышла из комнаты.
То, что произошло дальше, казалось настолько невероятным, что у Мартина подкосились ноги, его мозг никак не мог воспринять увиденное.
В комнату вошел мальчик. И выглядел этот мальчик в точности как Адам.
Мальчик сел на пол перед телевизором, всего с нескольких метрах от Мартина, так что хорошо был виден профиль. К мальчику подошла собака и легла рядом с ним, ребенок погладил ее.
Мальчик был похож на Адама.
Мальчик и был Адамом.
Это был Адам.
Это же Адам.
Это его сын.
Разумеется, это его сын.
Сам не понимая, что делает, Мартин подошел еще ближе к окну, совсем вплотную. Возможно, он случайно прижался лбом к стеклу. Или издал какой-то другой звук. Потому что Адам вдруг повернул голову и посмотрел прямо на него.
Мартин долго стоял так, глядя в глаза своему сыну. Он не мог ни шевелиться, ни думать, ничего.
Время остановилось, все вокруг исчезло.
А потом Мартин услышал звуки позади себя: то ли шаги, то ли хруст сломанной ветки. Время шло так медленно, а он стоял, будто парализованный. Не смог даже обернуться, прежде чем что-то тяжелое стукнуло его по голове и все вокруг потемнело.
Майя села в машину, как только прослушала первое сообщение от Мартина. Она сразу же сделала вывод, что пожилая дама и есть Лили Меландер. Может быть, Мартин тоже поговорил с Улофом, или как все было?
Почти до самого конца дороги были пустыми, но, когда Майя свернула на небольшую дорогу, ведущую к дому, ей навстречу попался автомобиль. Майя остановилась у обочины, чтобы разъехаться, и, несмотря на темному, разглядела, что за рулем сидела пожилая женщина.
Майя записала номер автомобиля в мобильный телефон.
В глазах у нее помутилось, по телу пробежали мурашки.
Ей захотелось позвонить Бекке, услышать его голос, ощутить его тепло и надежность, но она подавила это желание и поехала дальше. Свернув на частную подъездную дорожку, Майя приблизилась к домику. Как и прошлый раз, в одном из окон горел свет, остальные окна были темные.
С дерева слетела стая ворон, воздух наполнился шелестом крыльев.
И тут Майя услышала другой звук, похожий на сдавленный стон.
Она поискала взглядом и обнаружила мужчину, лежащего на земле перед окнами дома. Когда она подошла, мужчина с трудом поднялся и сел, облокотившись о стену, он смотрел на Майю отсутствующим взглядом.
— Мартин, — воскликнула она. — Это ты, Мартин? Что произошло?
11 января она всегда просыпалась с особым чувством. В первые годы дата пронзала грудную клетку острыми кинжалами, но в последнее время женщина научилась находить в ней покой, как будто теперь это число было единственной константой в ее жизни. Все случилось более сорока лет назад, сейчас он был бы мужчиной средних лет, ее Юхан. У нее уже могли бы быть внуки.
Для этого дня у нее сложился целый ритуал, которого она строго придерживалась, вызывая в памяти живой образ Юхана, создавая ощущение его присутствия.
Сначала она ставила на кухонный стол портрет. Потом накрывала такой же завтрак, какой они ели в день исчезновения сына: кукурузные хлопья с кефиром и белый хлеб с плавленым сыром из тюбика. А потом она сидела, воображая, что Юхан тут, перед ней, и разговаривала с ним, как обычно говорят с четырехлетними детьми.
Обрезать тебе края у хлеба?
Добавить молока?
Она варила кофе, переливала его в термос и укладывала вместе с ванильным печеньем в корзинку для пикника. И одеяло, на нем можно сидеть, а еще в него можно завернуться, когда станет холодно.
С легким сердцем она ехала к месту, как она его называла — просто и по существу. Ощущение легкости пришло с годами, иногда этот день она воспринимала и вовсе как праздник, без тени скорби. Как будто он вмещал в себя воздушное чувство чего-то торжественного, важного, что раз в год приподнимало ее и несло над бессмысленной, в общем-то, жизнью.
Конечно, у нее была Лиза. Она была у нее всегда, все эти годы, и каждый раз после смерти собаки женщина заводила нового пекинеса, которого тоже звала Лизой.
С самого детства она мечтала, что когда-нибудь у нее родится дочь, которую она назовет Лизой.
Юхан и Лиза.
Такой она представляла себе в юности будущую семью: она и Улоф, Юхан и Лиза. Но к тридцати годам, после десяти лет попыток, она так и не забеременела и в отчаянии старалась примирить себя с мыслью, что у нее никогда не будет детей.
Однако смириться не получалось. На то, что ей не удастся родить и Юхана, и Лизу, она еще могла согласиться, но нельзя же лишить ее обоих? В то время как семьи подруг все росли? И чем больше они росли, тем больше замыкались в себе, пока окончательно не превратились в нечто эфемерное и недоступное. Улоф ее не понимал, он принимал жизнь такой, какой она была, считал, что им и вдвоем хорошо. Тихо, мирно. Она чувствовала себя все более одинокой и озлобленной. Вот тогда она и завела своего первого пекинеса, назвала собаку Лизой. В качестве утешения? Или чтобы помахать перед Богом белым флагом: смотри, я смирилась с тем, что у меня не будет детей? Она и сама не знала.
И тут наконец случилось чудо.
Однажды утром она проснулась от тошноты, еле успела добежать до туалета, где ее вырвало. И все-таки ей даже в голову не приходило, что это может быть беременность, пока Улоф вечером не предположил, что, возможно, она ждет ребенка. Она столько раз надеялась, что менструация не придет, что надежда со временем поизносилась и утратила свою силу. А сейчас… да, действительно, задержка уже больше недели.
Дом на острове Уруст они купили как дачу задолго до этого, когда еще верили, что семья — это нечто само собой разумеющееся, то, что мы принимаем как данность. Но без детей жизнь там казалась какой-то половинчатой.
