– Да, разговариваешь. Ты сказала «Вайолет». Вайолет Бофорт, да? Та девушка, которую убили?
– Не понимаю, о чем вы.
– Бартон сказал, что здесь ощущается сосредоточение энергии, но я не поверил. Это блестяще.
– Я уже говорила, что ни с какими журналистами разговаривать не стану.
– Как насчет экскурсии с призраками?
Патрик не слушал и слушать не желал, поэтому Кэти решила применить другую тактику.
– Вы ведь сами говорили, что муниципалитет возражает. И как быть с традиционными семейными ценностями Пендлфорда?
– Что может быть более традиционным, чем история?
– Что ж, на меня не рассчитывайте, – сказала Кэти, не глядя на Вайолет, которая дергала Патрика за рукав.
Патрик поежился.
– Ты сама знаешь, что твоя карьера здесь зависит от того, будет ли отель работать или закроется.
Кэти подошла ближе и посмотрела Патрику в глаза.
– Не угрожайте мне. Вы не представляете, что я могу сделать.
Вайолет обняла Патрика обеими руками, и Кэти ощутила холод, который наверняка окутал и его. С удовлетворением и даже злорадством наблюдала она за тем, как он бледнеет. Не выдержав испытания, Патрик повернулся, выбежал из номера и по-мчался по коридору. Через пару секунд за ним захлопнулась дверь на пожарную лестницу.
– Здорово! – Вайолет захлопала в ладоши. – Что еще можно сделать?
Патрик избегал Кэти до конца смены, что вполне ее устраивало. В баре постоянно толпился народ, так что Макс не успевал сверлить Бартона ненавидящим взглядом, и Анна, закончив пораньше в ресторане, поспешила на свидание с любителем крикета Николасом.
– Я так за тебя рада, – сказала Кэти, торопливо обнимая подругу.
– Ты меня вдохновила. Ты рискнула, и теперь я беру с тебя пример. Буду балдеть от любви.
– Я бы так не сказала, – сдерживая улыбку, ответила Кэти.
– Ох, перестань. Ты, как его увидишь, слюни пускаешь, а Макс так просто глаз с тебя не сводит.
– Никакие слюни я не пускаю. Это клевета. А он правда на меня смотрит?
Анна набросила джинсовую курточку и поправила воротник.
– Он не просто смотрит, а буквально пялится, как дурачок под кайфом. Вот так. – Анна вытаращила глаза.
– Ну и неправда. – Кэти покраснела от удовольствия.
В конце смены она взяла из морозильника два мороженых и вышла на улицу, где к ней присоединился Макс. Кэти поделилась с ним «фэбом» и рассказала о последних шалостях Вайолет. Уже закончив, она продолжала улыбаться, но Макс молчал.
– Что? – спросила Кэти.
– Не понимаю. Вы с Вайолет так дружны, но почему тебе приходится расследовать ее смерть? Почему просто не спросить, что случилось?
– Она говорит, что не помнит. И я не знаю, то ли она не хочет говорить, то ли действительно не помнит.
– То есть она тебе лжет, так? А ты еще удивляешься, почему я не хочу, чтобы ты им верила.
– Думаю, она напугана. Или, может быть, и вправду не помнит. Времени ведь прошло немало.
– Думаю, свою смерть должна бы помнить. Это ведь важно.
– По-моему, у мертвых свое представление о том, что важно. Ты бы удивился.
Макс не знал Вайолет так хорошо, как знала Кэти; он и не понимал. Вайолет была, в бытность призраком, такой же загнанной и скучающей, какой была и при жизни. Она заслуживала жить.
Макс положил руки на плечи Кэти. Они были горячие и сухие, и шок от прикосновения пронзил ее до пяток. Он подался к ней.
– А ты не думаешь, что это даже более веская причина не доверять им?
Стараясь не отвлекаться на его близость и не реагировать на тепло его пальцев, Кэти попыталась сосредоточиться на сказанном. Макс держал ее крепко, и она ощущала напряжение в его руках. Короткие рукава футболки соскользнули вверх, обнажив полоску бледной кожи.
– Знаю, тебе нравится Вайолет, – продолжал он, – но она мертва. И по меньшей мере, смотрит на все с совершенно иной точки зрения. Я о том, что жизнь, возможно, уже не так важна для нее, а возможно, все еще важна. Я этого не знаю. Ты этого не знаешь. Вот что я говорю. Мы. Не. Знаем.
– Если я могу помочь ей, то должна.
– Да, ты в это веришь, но не забывай об осторожности.
– Поверь мне, я об этом не забываю. Осторожность – мой приоритет. Но мне до чертиков надоело бояться.
– Понимаю, – мягко сказал Макс. – Нет, правда. И я знаю, что тебе нравится Вайолет.
– Тут что-то большее.
– Тебе не нужно ничего доказывать. Ни мне. Ни кому-либо другому. Ты можешь просто уйти.
– Это не так просто. – Шепот в каждой тени; намек на лицо в каждом окне. Духи были повсюду, куда бы она ни повернулась; они становились крепче, их голоса звучали громче.
– Мы могли бы уйти. Вместе. Хотя бы на время.
– Может быть. – Кэти попыталась сосредоточиться на его лице, но мешал холод. Руки покрылись гусиной кожей.
– Думаю, перерыв… – Макс не договорил. – Что с тобой? Ты такая бледная…
– Голова разболелась, – выдавила Кэти. Из бетонного пола вырос мерцающий образ женщины, которая промчалась сквозь Кэти, наполнив ее парализующим ледяным холодом.
– Таблетку дать?
– Да, пожалуйста, – сказала Кэти, стараясь не сорваться, не встревожить Макса. – И стакан воды.
– Я сейчас. – Макс поспешил в отель.
– Найди мою малышку, – произнес глубокий, грубоватый голос, который мог бы принадлежать женщине, курящей сигары последние сто лет.
– Помоги, – сказала вторая. «Помоги, помоги», – вторили ей другие.
Кэти свернулась калачиком на полу. Сколько времени она провела здесь? Минуты? Часы? Обхватив голову руками, она пыталась блокировать идущие со всех сторон голоса. Слов было не различить, все смешалось в невнятное, разнотонное бормотание, прерываемое громкими, пронзительными криками. Где-то вдалеке, на самом краю шумового спектра, слышался мучительно ясный, тоненький, душераздирающий плач младенца.
Кэти тоже плакала и не могла ни справиться со слезами, ни заглушить голоса. Она уже заткнула уши пальцами, но это не помогло. Грань между ней и голосами расплылась, и теперь они вопили прямо в ее голове.
Раскачиваясь и сама издавая какие-то звуки, она не сразу почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо, и, вскинувшись, увидела стоящего над ней Генри. Он положил ладони ей на голову, и она отпрянула. Протянув руки, он надвинулся снова, и она отползла еще дальше, гонимая инстинктом, пробивающимся сквозь боль и ужас.
– Я могу помочь, – сказал Генри. По крайней мере, ей показалось, что он это сказал. Она видела, как шевелились его губы, и слышала его, но лишь едва. По краям поля зрения появилась темнота, и Кэти испугалась, что вот-вот лишится чувств. Но нет, она не собиралась сдаваться, уступать темноте. Мысли путались, но она ощущала в себе ту внутреннюю сталь, ту силу, которая не позволила ей выпить больше одного пива, слышала тот голос, который предостерегал ее, требовал оставаться начеку, сохранять контроль.
