На нём не стояли постовые, но никто в здравом уме не рискнул бы нарушить незримую границу. С той стороны возввышалась одна из Башен – небольшая, но наверняка в ней находились наблюдатели.
Мост быстро закончился. Я во все глаза смотрела в окно, въезжая на чужую территорию, в совершенно новую жизнь.
Всё здесь казалось... не таким. Не человеческим. Огромные стеклянные башни зданий, ровные улицы, по которым экипажи гоняли намного быстрее, чем среди людей и наших карет. Везде были разбросаны незнакомые руны, напоминавшие узор на моём запястье: прямо на дорогах, на столбах, на фасадах домов и даже в парке, мимо которого мы проезжали. Они не бросались в глаза, скорее наоборот, были приглушены, затенены окружающими красками. Но я почему-то постоянно выхватывала их взглядом, и сердце стучало, словно откликалось.
Увлёкшись разглядыванием острова, редкие прохожие которого были мужчинами-драххами с разноцветными волосами, я не заметила, когда мы свернули к большому, заросшему саду. Вдали из-за крон деревьев возвышалась Башня. В отличие от жилых – не прозрачная. Чёрная, вся увитая такими же узорами, как на моей руке. Серебряными.
Экипаж остановился, не заезжая на зелёную территорию
– Здесь пройдём пешком, – произнёс Сольгард, выходя.
Обошёл машину, подал мне руку.
За нами выстроилась целая колонна экипажей. Похоже, сюда съехались если не все драххи, то большинство.
Даже Брен выбрался со своего места, и я смогла нормально его рассмотреть. Поначалу из-за тёмных, почти каштановых волос я решила, что он тоже человек, просто работает на Наместника. Но сейчас видела, что передо мной драхх. Может, не такой огромный и сильный, немолодой уже.
Эллинге взял мою руку, положил на свою, придерживая. И повёл тенистой дорожкой, выложенной чёрным камнем с яркими синими пятнами.
Медленно, но неумолимо мы приближались к Башне. Меня била внутренняя дрожь, однако я всеми силами старалась держать лицо.
Я теперь жена Наместника. Я должна выполнить своё предназначение. То, ради чего меня растили – чтобы избежать гнева Наместника и его паладинов, не обратить этот гнев на людей. Драххи сильны. Когда-то давно люди пытались им противостоять... но они призвали каких-то страшных чудовищ.
И теперь мы, ниатари, расплачиваемся за мир между нашими народами.
Едва ли я смогла бы точно сказать, в какую именно башню меня водили в детстве. Но, по-моему, она была значительно меньше. И драххов, проводивших обряд, тоже было меньше. С десяток, может быть.
Сейчас же, похоже, мы входили в самую большую из Башен. И десятки драххов собрались поздравить своего правителя.
Их Башни не похожи на наши храмы. В них нет сидений, алтаря с огненной чашей. Лишь огромный гулкий зал, по всем поверхностям которого стелется узор.
Во время церемонии он словно оживает, начинает двигаться, меняться, светиться...
Всё это я помнила из детства: драххов в одинаковых чёрных балахонах с капюшонами, скрывающими цвет их волос. Как они сошлись в круг, взялись за руки – и началось нереальное движение застывшего огня в узорах.
Сейчас всё было так же, и одновременно иначе. Во-первых, они были без плащей-балахонов – наоборот, в ярких нарядных одеждах под цвет волос. И хоть бы один взял с собой жену! Может, мне сделалось бы легче при виде знакомых лиц. Да хотя бы просто человеческих!
А во-вторых, они даже физически не смогли бы встать в круг. Их было слишком много.
Мы с Эллинге прошли в центр, остановились ровно посреди узорного средоточья, откуда разбегались самые широкие нити узоров. Муж взял меня за руки.
Вспомнилось, что в прошлый раз я тоже стояла в центре. Сейчас же все драххи взялись за руки – кругами, или скорее спиралью вокруг нас.
Дальнейшую церемонию запомнила смутно. Звучало какое-то гудение – не то голосов, не то инструментов, не то рычание тех самых чудиш. Оно нарастало, потом стихало, чтобы снова набрать обороты. Из центра побежал свет, скользнул бороздками узоров, заполняя пол, стены, потолок. В Башне не было окон, но всё наполнилось этим серебром, разгораясь во тьме.
А потом между нами прямо из пола выстрелил столб серебряного свечения.
Единый выдох пронёсся по разноцветным рядам драххов. Кажется, это было необычное, особенное явление. Загудели голоса, но я не понимала их: то ли они говорили на ином языке, то ли в моей голове всё перепуталось.
Стены поплыли, пол ушёл из-под ног, и я упала бы. Но муж метнулся вперёд, не касаясь луча света. Успел меня подхватить.
Следующее, что я помню – парк. Эллинге нёс меня на руках к своему экипажу.
Усадил бережно на сидение. Я скосила глаза на запястье, которое пульсировало и горело.
На нём проявился и не хотел гаснуть такой же серебряный огонь.
– Что случилось? – пробормотала, когда муж сел рядом и приказал Брену трогать.
– Прада откликнулась, – отозвался тот, будто это могло что-то для меня значить!
– И? – подтолкнула я, ибо продолжать он не собирался. – Это хорошо или плохо?
– Надеюсь, хорошо, – вздохнул Сольгард. – Она уже много десятилетий не отзывалась нам так. Не бери в голову, отдыхай.
Отдохнуть я бы не отказалась. Желательно до завтра.
Смеркалось. Мы снова повернули в сторону Мельды и остановились у одного из высоких стеклянных зданий, возвышавшихся неподалёку от берега. Сами берега были отданы под парки, на один из которых и выходила часть окон моего нового дома.
Эллинге помог мне выйти. Поднял на руки, легко, совершенно не напрягаясь. И понёс к дверям, которые открылись словно сами собой. Разъехались в стороны.
ГЛАВА 6
Здесь не было холла – точнее, наверное, должен был быть, но не там, куда мы вошли. Что-то подхватило нас и потащило вверх.
Через минуту сквозь огромные прозрачные стены я смотрела с высоты на бурную Мельду и за неё, на мелкие отсюда домишки, почти игрушечные экипажи и недоступных теперь людей.
В доме Эллинге Сольгарда было просторно. И пусто. Нам не встретились ни охрана, ни слуги.
– Вы должны запомнить несколько правил, – произнёс муж, ведя меня странными комнатами без дверей.
Чужая мебель, чужие незнакомые предметы. Много стекла – казалось, все стены состоят из стекла, вот-вот кто-то заглянет внутрь... Но когда мы ехали я видела, что в это стекло снаружи заглянуть нельзя. Ничего не видно.
– Во-первых, вы не можете выходить из дома без моего личного разрешения. Даже в сад.
Ну вот, начинается. Ограничения, контроль... и никакой нормальной жизни.
Меня немного потряхивало при мыслях о наступающей ночи. День клонился к закату, лучи струились в окна. Но Эллинге был на удивление серьёзен.
