— Поздравь меня, — сказала она, подойдя к супругу и положив руки ему на плечи. — Я разогнала этот курятник! Ну, то есть, пришла к консенсусу с придворными дамами.
— Умница! — Эт повернул голову и прикоснулся губами к её руке.
Радоваться было чему: весь месяц после гибели родителей его милая Див вела позиционную войну с придворными дамами — с переменным успехом. Эт, до которого слухи исправно доносили желающие подлизаться личности, не раз собирался вмешаться.
Отговорил его Фантом.
— Мой Властелин, — сказал он. — Полагаю, желай госпожа вашей помощи, она отыскала бы способ сообщить вам об этом. Но, судя по всему, она хочет справиться сама — и это представляется мне разумной идеей. Если вмешаетесь вы, это будет уже не ёё победа. Между тем, есть сражения, которые каждый из нас должен выиграть самостоятельно.
Эту такое положение вещей не нравилось — будь его воля, он бы всё иначе положил. Но доля истины в мысли Фантома была: он сам весь месяц усмирял особенно буйные головы, причём некоторых от излишней революционной деятельности могло излечить только усекновение этих самых голов — универсальный метод против таких хвоей, применяемый многими власть имущими. И да, в процессе Эт и сам успел понять: от того, как себя поставишь сейчас, многое зависит. В частности, будут ли Див воспринимать самостоятельной фигурой — или девицей с сомнительным прошлым, удачно выскочившей замуж за дракона. И, вмешайся он в женские разборки, последний вариант будет почти неизбежен. Не казнить же половину Двора для острастки? Они тут, как ни странно, не для красоты: жёны Наместников мелких городишек, Глав Гильдий, Мелких чиновников… Вольные Города разрослись, нагуляли жирок, как дичь в сезон дождей. Высшее общество стало силой, с которой, пусть с оговорками, но надо считаться.
— Итак, — Эт мягко притянул жену к себе на колени. — Что ты им сказала?
— Ну как тебе объяснить, — её тёмные глаза сверкали лукавством. — Для начала я сообщила им, что при дворе могут остаться только те женщины, что получают официальные придворные должности и работают моими компаньонками, как то было у Ири. Собственно, она мне и посоветовала так сделать, даже схему прислала, подходящие для человеческих работников. Госпожа Малазини просмотрела и одобрила (что значит по сути, что господин Наместник Бажен-Шаба одобрит тоже). Там несколько пунктов, как то: одинаковая форма для всех дам, пребывающих на службе, стандартное жалованье, упразднение почти всех балов, обязательное образование для знатных девочек и практика при дворе — для самых многообещающих… В общем, я вывалила дамам радостную весть и предсказуемо получила в ответ немалое такое сопротивление. Чаще всего мне пытались объяснить, что, хоть мне этого и не понять, но женщине работать неприлично. Учиться вне дома тоже, как ты понимаешь. Меня завуалированно, но на разный лад обвинили в пропаганде разврата и порока, недостаточном воспитании и всё тому подобное.
Эт почувствовал, как в глубине души вновь зарождается ярость.
— Ты ведь понимаешь, что имеешь право убить любую из них, верно?
— Так мне пришлось бы всех их убивать, — ухмыльнулась Диве. — А потом что? Как говорила маман Готэ: "Вот перемрёте, дуры — кто работать будет?". Понимаю, что аналогия странная, но, чем дольше я здесь, тем больше придворная жизнь напоминает бордель. Хоть плачь от ностальгии! И потом, мне показалось, что некоторые из них специально добивались агрессии с моей стороны — подзуживали остальных, а сами сидели и ждали. То ли хотели проверить пределы моего терпения, то ли спровоцировать и выставить монстром, то ли ещё что-то — тут не знаю и знать не хочу. В любом случае, я нашла на них управу!
Она засверкала глазами, словно выпрашивая: "Ну спроси, спроси!".
Эт покорно принял правила игры.
— Какую управу? Не томи, я жажду подробностей!
— Я превратилась в дракона, — ухмыльнулась она. — Прямо в будуаре. Подгадала момент, чтобы никого не зашибить, и обратилась.
Эт расхохотался, представив картину.
— А что дамы?
— Некоторые даже не заорали, — сказала Див с усмешкой. — Чем меня впечатлили — я даже общую стервозность немного простила. А я, между прочим, даже зубами поклацала для острастки. Потом, правда, превратилась обратно и виновато им сообщила, что со мной такое бывает. от сильных расстройств. Я, мол, дракон молодой, и у меня реакция такая непроизвольная… на сильные волнения.
* * *
Эт сдавленно фыркнул, расхохотался снова, а после поцеловал её — глубоко, страстно, жадно.
Впервые за последний месяц.
Диве тут же потянулась вперёд, оплела его, как лоза, обхватила руками и ногами, отчаянно не желая отпускать. Она чуть не расплакалась от того, что стена, установившаяся между ними в последнее время, наконец-то была сломлена.
Этот месяц был непростым, о да.
Она помнила утро после свадьбы, когда Эт приказал закрыть её в покоях и заблокировал связь.
Она нервничала, злилась, даже впала в отчаяние, но потом… потом он вернулся. Вошёл с жёстким лицом, холодным и надменным, захлопнул за собой дверь, не глядя на неё, и застыл. На месте связи была пустота, и Диве отчаянно искала слова, чтобы задать вопрос, но не успела.
Эт, ещё пару минут назад такой величественный, вдруг сдулся, как пузырь, осыпался, как старая штукатурка. Плечи его опустились, будто на них рухнула вся тяжесть мира, губы покривились в гримасе. Шаркающей стариковской походкой он дошёл до кровати и не сел, а буквально рухнул на неё, закрыв лицо руками.
В следующее мгновение Диве с нарастающим страхом поняла, что он сотрясается от рыданий.
Тот день стал началом сложных для них обоих времён. Эту приходилось демонстрировать всему миру могущественного и грозного правителя, достойного занимаемой должности — и спрятать то, насколько серьёзно он был травмирован смертью родителей, в какой степени распадался на куски после их ухода. Не добавляли прелести и сны о её прошлом, которые ему приходилось видеть по ночам. Иногда Диве, которая взамен смотрела эпизоды из жизни любимого родителями принца, ужасно страдала из-за того, каким бледным и осунувшимся он порой просыпался — чтобы встать и пойти в очередной кошмар, по какому-то недоразумению именуемый работой Властелина.
Она пыталась помочь, как могла. Но много ли было ей по силам? Диве благодаря своему специфическому опыту отлично знала: мужчинам, которые якобы не плачут и эмоций не имеют, на деле бывает крайне сложно остаться с горем один на один. В чём-то даже сложнее, чем женщинам, которым общество милосердно позволяет показывать боль или усталость.
Памятуя об этом, Диве пыталась быть рядом для него, но обычно дело кончалось тем, что они сидели или лежали рядом, слишком измождённые, раздавленные и опустошённые для того, чтобы думать о плотских утехах.
По правде, она и сама уставала. Её голова раскалывалась от вливаемых туда менталистами ирребских диалектов, которые мало было просто уложить в памяти — ими надо было научиться пользоваться на практике, дабы расшифровать записи госпожи Лиа и научиться общаться с Тенью, телохранительницей, перешедшей Диве от неё по наследству. А ведь были ещё интриги дам, блеск и ложь малознакомого двора, огромное количество информации о геральдике, местной знати, гильдейских чинах, традициях и обычаях… и Див, первая госпожа Чёрного Дома, должна была знать всё. И справляться — ради Эта и их общего будущего.
