— Моя дочь действительно больна? — голос археолога дрожал.
Андрис снисходительно улыбнулся, нарисовал в блокноте вензель «AS».
— Мы держим ситуацию под контролем. Вашей дочери пока поставлен дифференциальный диагноз, требующий уточнения. Ей назначен ряд обследований, в том числе общие анализы крови и мочи, анализ на гормоны щитовидной железы, ферменты обмена, содержание наркотических и других веществ…
— Она не наркоманка! — запротестовал археолог.
— Я обязан провести эти исследования для того, чтобы успешно провести диагностику, — отрезал Андрис чуть более резко, чем хотелось и следовало. Добавил мягче: — Она пройдет ЭКГ, МРТ головного мозга, ЭЭГ, анализ ликвора, УЗИ внутренних органов. Также я уже договорился о консультации у невропатолога, хирурга, эндокринолога, — он снова перевернул карандаш, проверил указательным пальцем степень заточки, оставшись неудовлетворенным, отложил карандаш, взял из органайзера другой.
Олег Иванович вздохнул. Судя по шелесту в трубке, переместился в комнате.
— Почему это произошло? Почему это происходит? — спросил наконец.
Психиатр пожал плечами.
— Много факторов. Очевидно, сильный стресс в юном возрасте, возможно, связанный с вашим уходом из семьи. Тогда это объясняет в некоторой степени, почему триггером стала именно эта поездка. Голоса на неупотребляемом ныне языке — тоже, отчасти, говорит об этом. Вы ведь историк, археолог. Наверняка ребенком Анна что-то слышала от вас. Все это вместе было вытеснено в подсознание и находилось там до поры до времени, пока не выявилось сейчас, при тесном контакте с вами, в этом историческом антураже, — он неторопливо вертел в руках карандаш, поглядывая в окно: опять начиналась гроза. Вздохнул. — По этой причине я вам настоятельно не рекомендую забирать дочь к себе: это может вызвать осложнения. И в Москву ее тоже не стоит отправлять: заболевание опять уйдет в подсознание, спрячется. До нового триггера. Вы меня слышите?
Психиатру на миг показалось, что Скворцов отключился. Но тот обреченно пробормотал:
— Слышу, конечно. Хорошо, я последую вашему совету. Я могу увидеть свою дочь?
Андрис задумался. Обвел карандашом вензель «AS».
— Я бы попросил вас временно ограничить контакт с Анной. По крайней мере, пока я не свяжусь с ее матерью и не выясню возможность других психотравмирующих факторов, о которых вы, ввиду раздельного проживания с прежней семьей, не можете знать. Дайте мне несколько дней.
Попрощавшись, он положил смартфон на стол, открыл историю болезни Анны Скворцовой, долго перечитывал записанное ранее. Сделал несколько пометок. Включив кофе-машину, с наслаждением втянул аромат кофе. Мелодично заиграл сотовый. Андрис, посмотрев на аватарку звонившего, помрачнел: крохотные морщинки-лучики в уголках глаз разгладились, губы презрительно скривились.
— Да?
— Андрис, — голос Карины дрожал. Кажется, она была пьяна: неровное дыхание, всхлипывания и смазанная дикция с нарочито выделенными звонкими согласными. — Прости меня. Я напрасно тебя подозреваю. Просто… Просто я тебя очень люблю. А ты от меня все дальше и дальше. И я не знаю, что делать.
Мужчина молчал.
— Мы стали совсем чужими. Я даже не про секс. Ты смотришь на меня как на постороннюю женщину.
Андрис холодно отозвался:
— Не выдумывай. Вечную любовь тебе никто не обещал. Так все живут.
— И все заводят интрижки на стороне? — ядовито прошипела Карина. — Но так и знай: развод я тебе не дам! Я оставлю тебя без гроша!..
Андрис закатил глаза:
— Я тебя не прошу о разводе, — прервал он жену. — Ложись спать, я сегодня поздно.
Он будто бы даже увидел, как Карину передернуло от его слов, а в темных, как переспелые вишня, глазах проснулась фурия:
— Опять будешь развлекаться со своей шлюхой? Урод! Она же больная, твоя пациентка! У тебя отберут лицензию! Ты…
Он не дослушал — нажал на кнопку отбоя. Провел рукой по лицу, смывая усталость и гадкое ощущение. Прикрыл глаза. Карина умело надавила на самое больное его место — их общий бизнес. Клиника оформлена в их совместную собственность.
Может, именно эта связанность, эти финансовые обязательства и убили их семью?
Он набрал номер по внутреннему телефону:
— Оксана Васильевна, напомните мне, пожалуйста, кто сегодня дежурит?
— Марина Марковна, — голос пожилой медсестры, одной из первых начавших работу в пансионате.
— Хорошо, она уже вечерний осмотр провела?
— Да, конечно. Все карточки у меня.
— Угу, — Андрис кивнул, — пригласите тогда, пожалуйста, Скворцову из шестой палаты. Проводите её ко мне и захватите данные вечернего осмотра пациентов.
Он с видимым облегчение вздохнул и распрямил плечи.
3
За сотни километров от Черного моря, в душной, обитой черным ячеистым поролоном студии Скат, Слайдер, Гейша отрабатывали вступление трека для «Активации». Орлов усилил четверку клавишником: Мих-Мих был человеком сдержанным, после каждой репетиции молча зачехлял синтезатор и, бросив сухое «пока», таял в коридорах студии.
— Раз, два, три, четыре, — задала ритм Гейша.
Четыре такта щетки по хай-хет с усиливающейся атакой. Пятый такт — вступление лид-гитары Слайдера. На тринадцатом такте завеса на бас-гитаре. Скат «вошел» идеально. Пятнадцатый, шестнадцатый — ее, Гейши, выход. Кульминация вступления. Слайд по оголенным нервам. Пауза.
Здесь должна начаться вокальная партия. Партия, текста к которой у них еще не было.
Слайдер вел свою партию, покачивая головой и проговаривая слова в уме: «Тридцать три один тринадцать. Тридцать три один семерка».
В наушниках лилась музыка: густой, насыщенный звук бас-гитары давил битами, тоскливо стонала, будто вытягивала жилы, акустика.
Сквозь водопад звуковой завесы прорывался женский голос. Слайдер оглянулся на Гейшу: девушка работала запястьем, точно выдерживая ритм, не перетягивая звук на себя. Предплечья расслаблены, готовы для перехода на скоростную игру в рефрене. Рот закрыт. И она не пела.
Между тем, Слайдер разобрал отчетливое:
— Я словно призрак, тону в тиши,
Но все унёс ты, и ты вышел из игры.
— Стоп! — звукарь Орлова сложил крестом руки над головой, внезапно остановил запись. — Вы чё гоните? На черта Скрабблин микрофон включили?
Скат и Слайдер переглянулись. Мих-Мих запрокинул голову, заржал тихо в потолок и звучно треснул себя по лбу.
— Ты ничего нового не курил? — поинтересовался Скат и прищурился, с подозрением уставившись на звукаря.
Тот порывисто встал, распахнул дверь «аквариума». Прошел к пустующей стойке микрофона. Проверил.
