Распорядительница умиленно улыбнулась.
— Что такое? — спросила я, и не узнала собственный голос. Спокойный, нежный… так, значит, звучит мой голос?
— Великая матерь благословила тебя, — объяснила мэза, и повела меня за собой.
Мы спустились по ступенькам, и подошли к зеркальной стене. Две женщины отразились в нем…
— Безупречная, — повторила благоговейно Распорядительница, и сделала ритуальный жест рукой. Ее двойник в отражении поступил так же. Другой двойник, мой, застыл изваянием – белым и обнаженным…
Неужели это я?..
— Подойди ближе, — подтолкнула меня вперед мэза, и я сделала несколько шагов к зеркальной глади, показывающей незнакомку – высокую, тоненькую, с пышными, волнистыми, падающими на плечи и грудь волосами, которые не назвать ни темными, ни светлыми…
Я подняла руки и провела пальцами по своим плечам – пальцы ощутили бархатистую мягкость и гладкость.
— Никаких следов империи не осталось на твоем теле. С течением времени пропадут и душевные шрамы… Смотри на себя, Ирина. Смотри! Ты мэза!
Я продолжала хмуриться, глядя в зеркало, и никак не могла вспомнить, какое же несоответствие меня беспокоит. И вдруг – вспышка-догадка. Я себя вижу! Вижу издалека, во всех подробностях! Вижу лицо, губы, брови!
Порывисто развернувшись, я стала смотреть по сторонам. Другая стена не была зеркальной, и представляла собой обычную белую поверхность; вдалеке, перед поворотом, виднелась колонна, а под ногами были молочно-белые плиты в серых прожилках…
Я вытянула вперед руку и посмотрела на свои пальцы. Это было предельное расстояние, на котором я хорошо видела прежде… но теперь я четко и ясно вижу вдаль! Каждую плиточку, каждую щелочку! Мои губы задрожали.
— Я вижу, — шепнула я, и повернулась снова к Распорядительнице. — Я же была слепа, как крот… а теперь все вижу! Это обман, сон, видение?
— Правда, Ирина. Это правда. Великая матерь тебя благословила.
— Я… это не уйдет, мое зрение? Все так и останется? Я буду видеть?
— Навсегда, — пообещала мэза, и снова взяла меня за руку. — Ты долго будешь здоровой и молодой… Таков дар Великой матери тебе.
— Как это… не помню… — сбивчиво залепетала я, ощущая восторг из-за того, что зрение восстановлено, а шрамы с тела пропали, и смятение – потому что не помню, как это произошло, и не понимаю как, собственно, в условиях Циты такое можно провернуть.
— Огромная удача, что Великая матерь согласилась принять тебя так скоро, — прервала меня Распорядительница, — время нынче напряженное, близится Церемония, но Матерь исполнила мою просьбу сразу… Много лет назад я сама была на твоем месте, Ирина, и так же не находила покоя даже в Мэзаве, пока меня не приняла и не благословила Великая матерь… Не плачь, милая. Начался новый день, новая жизнь…
Она нежно стерла слезы с моего лица и провела пальцем по моему плечу, тому самому, на котором совсем недавно розовела грубая литера «Д».
— Скажите, — прерывисто попросила я, — что это за благословение, как это все делается? Почему я вижу? Что за технологии?
— Т-с-с-с…. ты мэза, и для тебя началась новая прекрасная жизнь.
Я нервно провела тыльной стороной ладони по щекам, стирая слезы, и, шмыгнув носом, посмотрела в лицо Распорядительницы. Оно словно светилось изнутри, а желтые глаза (почему, когда я смотрю в эти глаза, у меня сердце замирает?) излучали уверенность и мягкость, которые в сочетании действовали на меня, как успокаивающее.
Но что-то было не так. Какая-то мысль рвалась на поверхность моего сознания, и вертелся на языке вопрос…
— Идем, — приобняв меня за плечи, сказала мэза, — пора идти. Насмотреться на себя и вокруг ты еще успеешь.
— Стойте, — покачала я головой, и шагнула назад. — Вы же… бани… носилки… вино… вы мне что-то дали… вы меня отравили!
— Это часть ритуала, Ирина. В храм Великой матери могут войти только чистые телом. Я не могла привести тебя сюда без обязательного ритуала. Я не травила тебя, я лишь ввела тебя в целительный сон. Матерь исцеляет во сне.
— А до этого… что-то тоже было… что-то вы мне дали…
— Просто вино.
— Но я ведь…
Мэза приложила палец к моим губам, вынуждая замолчать, затем склонилась ко мне и, глядя в глаза, проговорила чарующе-хрипловатым голосом:
— Ты в Мэзаве. Никто здесь не обидит тебя. Ты в безопасности. Ты благословлена Великой матерью. Ты мэза.
— Мэза…
— Прошлое не имеет значения, плохое ушло, — продолжала говорить Распорядительница. — Не будет больше ни боли, ни страданий, и искать тебе нечего. Мэзава – твой дом, она даст тебе все, а ты взамен дашь Мэзаве дочерей… я знаю, я чувствую… тебя избрали боги, как и меня, я поняла это сразу. Все повторяется. Я ждала знамения, и дождалась. Ты веришь мне?
— Да, — зачарованно вымолвила. Почему-то ей хотелось верить, и любая мысль о сопротивлении и противоречии казалась абсурдной.
— Ты ощущаешь благодать? Чувствуешь, как она заполняет твое тело?
Я хотела покачать головой, но тут и впрямь почувствовала что-то особенное, чего никогда прежде не чувствовала. Закрыв глаза, я прислушалась к себе. Мне чего-то хотелось, куда-то хотелось, к кому-то… Я беспокойно качнула головой.
С одной стороны, я верила Распорядительнице, верила абсолютно, с другой стороны, что-то было не так, и я ощущала это так же ясно, как и прохладу плит босыми ногами.
Я нахмурилась, и мэза снова мягко повела меня к выходу. Открыв глаза, я смотрела по сторонам и пыталась понять, что же меня смущает, что не так, и почему то, что со мной произошло – и происходит – так чуднО и чУдно.
Как только мы прошли через двери, оказались на верху широкой лестницы. Внизу я увидела множество людей в белых с золотом одеждах, с украшениями, которые сияли на солнце; солнечные лучи лились сверху.
Сколько же людей! Почему все они смотрят на нас, на меня? Ах да, я же стою перед ними голая… но почему мне кажется, что причина все-таки не в этом?
— Мэза Ирина! — объявила громко Распорядительница, и вся эта толпа начала повторять мое имя:
— Ирина! Ирина! Ирина!
Женщина протянула мне руку и, сжав уверенно, повела вниз по лестнице. Я шла медленно, оглушенная голосами, произносящими мое имя, не испытывая ни смущения, ни паники… Другое чувство, неопределенное и требовательное, похожее на голод и истому одновременно, брало надо мной верх.
— Ирина! Ирина! Ирина!
Когда мы спустились, крики смолкли, и из толпы выделились семеро мужчин в белом. Они присели в ряд перед нами с распорядительницей и опустили головы; у каждого в руках было белое полотно. Я вопросительно взглянула на Распорядительницу.
