Никки спит безмятежным сном, ярко сияет под ним белый камень. Красные листья одеялом укрыли тело. Я снова дотрагиваюсь до нежных губ. Улыбаюсь, какой ты красивый, Никки. Кладу ладонь на его грудь, в снегу замерзают пальцы. Там, где должно быть сердце, у него дыра, и на камне нет никаких листьев. Кровь, всюду кровь. Сладкая сила разлита вокруг. Кровь на моих губах, кровь на руках. Я — держу вырванное сердце.
— Нет! — слезы катятся по щекам.
— Да-а-а, — стонет моим голосом бездна.
— Нет… — кровь уходит в белый алтарь. Николас мертв, тает снег, и тает прозрачное тело.
Нет! Останься, вернись! Не исчезай! Но я снова одна в темноте. Темнота вокруг, темнота внутри. Я — и есть темнота.
Гулко застучало под ладонью чужое сердце. Жар мужского тела опалил руку.
— Тихо, вот оно, сердце, Ани. На месте.
Всхлипнула, распахнула глаза, слезы мешали видеть. Николас прижимал мою руку к своей груди, сердце его мерно билось в мою ладонь.
Живой, рядом! Сонный, смешной. Из одежды — плед, намотанный вокруг тела.
— Ты кричала, я не стал искать форму, — улыбнулся он.
За окном занимался рассвет. Наступило утро. Я с сожалением опустила руку.
— Но если тебе не нравится, — он привстал с кровати, чтобы стянуть с себя ткань.
— Мне всё нравится! — с нажимом заверила я его. — И в форме, и в халате, даже голым!
Лишь бы только живым…
— Так что, мне снова раздеться? — Никки выгнул бровь. Глаза его лукаво блестели, а я, наконец, поняла — он надо мной смеется! Схватила подушку и, прицелившись, треснула его по голове.
— Ах ты, мстительный мальчишка! Издеваешься?!
Николас расхохотался, плотнее завернулся в плед и ответил:
— Немного.
— Совести у тебя нет! — толкнула его в плечо, Никки сделал вид, что наповал сражен моим ударом и упал на постель рядом.
Я засмеялась, потрепала его по голове и спрыгнула с кровати. Сунула ноги в тапки, подошла к окну и раскрыла шторы, впуская в комнату розовый утренний свет. Выглянула на улицу, зевнула. Тихо, дороги пусты, и дворец отсюда почти не видно. Я сделала правильный выбор, решив обосноваться под крышей. Запустила руку в волосы. За ночь коса расплелась, и, пальцами расправив то, что от неё осталось, я потянулась, чувствуя приятное напряжение в каждой мышце. Ничего не болело, и я улыбнулась новому дню. Никки избавил меня не только от кошмара.
Обернулась, чтобы его поблагодарить, и поймала неожиданно тяжелый пристальный взгляд Николаса. Он привстал, опираясь на локти, поза его была напряжена. Что-то увидел в окне? Что не так?
Зимнее солнце заглядывало в спальню, теплым касанием согревало мою щеку и целовало его лицо. Я дотронулась до ворота платья. Пуговицы расстегнулись во сне, и я на ощупь стала застегивать их. Получалось медленно, Никки продолжал молчать и смотрел на меня, не мигая. Да он и не дышал, кажется. И я застыла, не в силах оторвать от него взгляда, проваливаясь в ставшую мне родной темноту.
О чем ты думаешь? Что видишь во мне? Неужели тебе совсем не страшно?
Где-то на улице гавкнула собака, от оконной рамы потянуло холодом. Я поежилась и обняла себя руками. Никки сжал челюсти, отвернулся, мотнул головой.
— Отойди от окна, — приказал он мне, поправил съехавший плед, с видимым усилием натянул на лицо улыбку и пояснил: — простудишься.
С какими демонами борешься ты, Никки? Что творится в твоей голове?
— У тебя замашки домашнего тирана, мой юный друг! — с укором сказала я, но послушалась. Отошла. — Семейное это у вас, что ли?
Николас хохотнул, снова улегся на кровать и положил руки за голову. Да, котенок действительно подрос. Развалился, нахально демонстрируя гладкий торс и прорисованные на животе мышцы. Красавец. Есть в кого.
Да уж, Алиана. Тебе ли не знать. Воздействие старшего господина Холда на прекрасный пол ты в полной мере испытала на себе. Хмыкнула. Стыд и злость на саму себя никуда не делись, но меркли в свете последних событий.
Сообщила Николасу, где ему найти его форму и запасную щетку, а сама ушла в ванну Элизабет.
Я умылась и вышла на лестницу. Нос к носу столкнулась с улыбающимся, а главное, полностью одетым Никки. Попросила его подождать меня на кухне и поднялась к себе. Рассмеялась, заметив идеально ровно застеленную кровать. Достала из шкафа синее платье, надела и подошла к зеркалу. Пуговички до горла, плиссированная юбка. Кажется, именно это платье мне приносил в больницу господин Холд. Первой мыслью было снова переодеться, но почувствовав божественный аромат свежемолотого кофе, я отбросила её как глупую. При чем тут платье?
Никки стоял у плиты и что-то переворачивал на сковороде. Вот уж не думала, что он умеет готовить. Зачем, когда есть повар? Впрочем, это ведь Никки. Он много лет лишний раз не выходил из своего крыла, а слуг к себе не пускал. Логично, что он иногда сам себе готовил. И готовил, и убирался, и стирал.
Подавила жалость. Нет, он вовсе не бедный, просто другой.
Я улыбнулась и повела носом, пахло очень аппетитно.
— Ммм, кофе, яйца и тост! Николас, ты не перестаешь меня удивлять! — подошла к столу, уселась на стул и пододвинула к себе чашку.
— Молоко? — он обернулся ко мне.
— С удовольствием! — радостно кивнула, приняла бутылку из его рук.
— И мне, пожалуйста, — попросил Никки, и пока я добавляла молоко в кофе, поставил перед нами тарелки.
Даже если бы тост подгорел, кофе был невкусным, а яичница пересолена, я бы всё равно расхваливала его на все лады. Мужскую инициативу надо поощрять, эту нехитрую истину я помнила с самого детства. Мама раскрыла мне этот секрет, когда мне было десять, и близнецы вызвались помочь мне с мытьем окон. Синтия, наша старая няня, одна не справлялась с уборкой, да и не её это была обязанность — следить за чистотой. Поэтому окна были на мне, ну и на Ральфе с Рэндольфом, а потом снова на мне, потому что за ними мне пришлось перемывать.
Я улыбнулась воспоминанию. Нет, это не тот случай. Всё, за что брался Никки, было идеальным. И завтрак не был исключением.
— Тебе ведь, наверное, нужно в академию, — опомнилась я, делая последний глоток, — ты не опоздаешь?
Николас тихо засмеялся.
— Мне, конечно, нужно в академию. Но ты — важнее. И потом я уже опоздал. Иногда мне кажется, это мое проклятие. Вечно опаздывать.
Я удивленно вскинула брови. Опоздания? У точного как часы Никки? Да он же воплощение порядка!
— Не верю! — заявила я, собирая посуду. — Чтобы ты и опоздал? — поставила её в раковину. Включила воду, намылила губку — Даже не представляю, как такое возможно. Поделись хоть одним случаем? Куда ты опоздал? — сполоснула кружки, стряхнула воду и повернула к нему голову, всем видом демонстрируя готовность слушать.