— Это лишь беседа, курсант Бонк. Мы идем навстречу ведомству его высочества, — ректор остановился у одной из аудиторий, взялся за дверную ручку. — Вы ведь ничего не видели.
Ральф дернул уголком губ. Господин Тобиас, несмотря на строгость, всегда импонировал ему. Умнейший человек, не зря он столько лет возглавлял академию.
Они вошли в помещение, и Ральф сразу же заметил Юрия у высокого окна. Он стоял к ним спиной. Наследник был не один, двое мужчин в штатском негромко переговаривались чуть в стороне.
— Добрый день, — поздоровался ректор.
— Добрый день, — повторил за ним Ральф.
Мужчины приветственно кивнули. Юрий неторопливо отвернулся от окна.
— День добрый, господин Тобиас, — улыбнулся наследник. — День добрый, господин Бонк. Снова нас с вами свела судьба, — он довольно оглядел его с ног до головы и, будто перекатывая звуки чужого имени языке, произнес: — Ральф.
Ральф…
— Ваше высочество, рад видеть вас снова, — Ральф вежливо поклонился.
Сощурился, пытаясь понять, почему звук собственного имени так тревожит его. Перед глазами на краткий миг встала кровавая пелена, а потом он вдруг в подробностях вспомнил сегодняшний сон.
Ральф…
Вздрагивает Эдинбургский лес. Кровь льется на белый снег — солдаты одной армии убивают друг друга. На белом камне кровью выписан договор. В тени высоких елей клубится тьма и складывается в знакомый силуэт.
Ральф… слабостей нет, больше нет его Ральфа.
Разрывает голову чудовищный смех. Сила. Была его, а теперь — твоя сила.
Ну и дрянь же ему снилась! Ральф дернул плечом, сбрасывая ночной кошмар, прислушался к разговору.
— Я всецело доверяю вашему слову, господин Тобиас, — говорил его высочество, взглядом прожигая дыру в Ральфе. Еще бы. В их первую встречу Юрий оценил его потенциал, и тот не был слишком высок. Вчера же на глазах у половины города кто-то создал смертоносное чудо. Но как?
Ральф хмыкнул. Ему и самому было бы очень интересно узнать ответ на этот вопрос.
— Допрос, что вы? Какой допрос? — рассмеялся Юрий. — Я пришел лично просить вас отпустить господина Бонка на торжественный ужин во дворец. Мы уладили разногласия, и теперь большие друзья, так ведь, Ральф?
— Почту за честь, — скромно ответил Бонк.
Допроса не было. Был длинный изматывающий разговор, во время которого ему в разных формулировках задавали одни и те же вопросы. Ральф отвечал односложно, не вдаваясь в лишние подробности, но у него все равно пересохло во рту.
Действительно, разве же это допрос? Так, дружеская беседа в присутствии его высочества. Юрий молчал, улыбался змеиной улыбочкой и не спускал с него глаз, демонстративно задерживая взгляд на губах Ральфа.
«Спокойно», — всякий раз уговаривал он сам себя, причем голосом Фостера.
Где он сам? Что с Ани? Они вместе? Ральф недовольно нахмурился, вспоминая их вчерашние объятия.
— Нет. Когда произошел взрыв, мы патрулировали набережную, — снова повторил он и облизнул пересохшие губы.
— Воды? — участливо спросил его Юрий.
— А у вас найдется? — с усмешкой ответил Ральф.
— Для вас, господин Бонк, у меня найдется всё, — ярко сверкнули глаза наследника.
Ральф хмыкнул, сощурился, слушая распоряжения Юрия. Кран с питьевой водой стоял в рекреации, но его никто не собирался отпускать. Бутылку воды ему должны были принести из автомобиля.
— Юный господин Холд не пожелал присоединиться к нашему разговору? — будто между делом спросил Юрий.
Бонк дернулся, чтобы ответить. Оборвал себя на полуслове, взлохматил волосы и устало потер веки.
— Господин Фостер будет с минуты на минуту, — уверенно сообщил им ректор.
— Негоже оставлять друзей, — протянул наследник.
Ральф рассмеялся, Юрий вопросительно на него посмотрел.
— Вы же не оставите меня, ваше высочество? — улыбнулся Ральф. — Вы же мой друг.
— Можете быть уверены, господин Бонк.
В аудиторию вернулся безопасник, передал Ральфу бутылку воды, и ему ничего не оставалось, как отпить из узкого горлышка. Юрий и не думал отворачиваться, но Ральф, к собственному удивлению, не подавился, не облился и даже не разнервничался. И злиться он не станет. Пусть смотрит, что ему жалко, что ли?
Как там Ник говорил, игра становится интереснее, если играть в неё вдвоем. Ральф поставил ополовиненную бутылку рядом с собой. Посмотрел на Юрия и подумал, что играть в игры наследника ему совершенно не хочется. От хищного, какого-то голодного взгляда чесались костяшки пальцев.
Что ему нужно от него? Только ли способ влиять на Ани?
Юрий подался к нему, чтобы забрать воду, и Ральф сжал челюсти. Слишком тот подошел близко.
— Устали? — Юрий отстранился, чуть наклонил голову к плечу и сделал глоток из той же бутылки.
Казалось бы, что такого? Он и сам, бывало, пил из стакана Фостера, и никогда не испытывал брезгливости. А теперь вдруг испытал.
— Не устал, — вежливо улыбнулся Ральф. Соврал, конечно. Устал. Еще как устал.
Где Фостер? Бессмертный, черт бы его побрал! Нельзя было его отпускать! Тем более с Ани! Надо было идти с ними! Придумали бы какое-нибудь оправдание, не впервой, зато были бы вместе. Ральф нахмурился, вспоминая вчерашнюю черно-красную картинку. Он давно привык к темноте, она была частью его самого, от которой он тщетно пытался избавиться. Что же он видел в друге?
Он задумался и, сам того не замечая, перевел рассеянный взгляд на Юрия. А когда моргнул, сын Александра полыхал алым огнем почти так же ярко как вчера Фостер.
Интересно…
Что это за сила? Почему он не видел её раньше? И почему уверен, что сила эта стремится к нему?
Дверь открылась.
— Приветствую! — громко поздоровался Ник, и у Ральфа отлегло от сердца. Живой! И вроде бы здоровый.
Ральф поздоровался, даже не пытаясь скрыть радости при виде друга. А должен был? Всё его внимание было сосредоточено на сияющей физиономии Фостера. Кстати, с чего бы это? Чем это он всю ночь занимался, а главное, с кем? Ушел-то он с Ани!
Самому смешно! Он хмыкнул, покачал головой. Совсем он уже сдурел. Что за детская ревность? Они ведь и с Рэном делили сестру.
— Уже уходите? — Николас выгнул бровь.
Ральф прислушался к разговору. Неужели? Какое счастье! Впрочем, с приходом Фостера, его даже нездоровые манеры Юрия перестали раздражать.
— Дела, — сын Александра развел руками.
Мужчины раскланялись. Будучи уже в дверях, его высочество обернулся и, бросив на Ральфа какой-то больной взгляд, задал вопрос Фостеру:
