Позже к нему присоединились Лебедев и Кормаков. Некоторое время в коридорах и приемной наблюдалось броуновское движение. Через час оно прекратилось, и в здании бывшего штаба военных строителей осталось только руководство. Маленький, юркий Кормаков семенил по кабинету, в котором еще недавно гремел голос начальника штаба военно-строительного отряда, заставлявший в страхе трепетать «борзых» бойцов строительного фронта. О нем напоминал армейский полевой телефон ТА-57. Кормаков время от времени теребил его ручку, челноком сновал от окна к двери и бросал победные взгляды на потрепанные стенды. С них, поблекший воин-строитель пламенным плакатным слогом в редакции «мастеров» армейского художественного стиля призывал ударным трудом встретить очередную годовщину со дня рождения вождя мирового пролетариата — Владимира Ленина.
Эти метания Кормакова, напоминавшие танец радости загадочного племени мамбу, иногда прерывались появлением Лома. Он, подобно призраку, возникал на пороге и замутненным бормотухой взглядом следил за Кормаковым. Тот хихикал и подмигивал ему. Физиономия Лома, на которой природа отдохнула, расплывалась в идиотской улыбке. Он силился что-то сказать, но язык с трудом ворочался и, приложив палец к губам, снова исчезал в темном коридоре.
Сам Барсуков нервными шагами мерил кабинет, бросал нетерпеливые взгляды то на часы, то на телефон и курил одну за другой сигареты. Лебедев устало развалился на диване и, потеряв интерес ко всему происходящему, бездумно тыкал пальцем в клавиши пишущей машинки. Суета последних дней между Верхней Салдой и Екатеринбургом, беседы на полутонах и с полунамеками в респектабельных кабинетах «новых русских» и криминальных авторитетов, уверенно выговариваемое их владельцами магическое слово «миллион», не смогли поколебать стойкого скептицизма Лебедева.
Оставив в покое пишущую машинку, он поднялся с дивана, подошел к окну и распахнул форточку. Морозный воздух ворвался в кабинет и взбодрил. Вдохнув полную грудь, Лебедев обернулся. Из дымовой завесы на него смотрело осунувшееся и пожелтевшее лицо Барсукова, на нем воинственно топорщились усы, а покрасневшие от бессонницы глаза горели лихорадочным огнем.
— Ну чо, Игорь, вылупился, все сомневаешься? — будто прочитал его мысли Барсуков.
Лебедев, пожав плечами, вяло ответил:
— А чему, собственно, радоваться? Сова с Раздольновым, похоже, нас кинули. Чем теперь будем закрываться перед Тишковским, жопой?
— Да ладно тебе, не бзди, прорвемся! Харламовы — крепкие мужики! За базар отвечают! Мазда — только задаток. Так шо Тишку найдется, чем заткнуть пасть. Дальше все должно пойти, как по маслу.
— Широко шагаешь, Петрович, как бы штаны не порвались.
— Игорь, ну сколько можно скулить? Достал уже! — потерял терпение Барсуков.
— Я не скулю, а еще раз говорю: не в свое дело мы ввязались, Петрович! Наваривались бы на цветмете, лесе и бормотухе и жили бы спокойно. А тут крутимся шестерками, того и гляди под раздачу попадем.
— Ага, гляди, много наварили! Зато щас за раз столько хапнем, шо и не снилось!
— Петрович, а тебе хатка с окном в мелкую клеточку еще не привиделась?
— Ну, ты это брось, хватит накручивать! Риск — благородное дело!
— Так рискуем только мы! Тишковский в стороне, а Харламовы вообще не при делах! Петрович, я тебе сколько раз говорил: спустись с небес на грешную землю, — монотонно бубнил Лебедев.
— Я-то как раз и стою на ней, а ты, Игореша, все в облаках витаешь. Год назад ты где был?
— Ну, в армии служил, и что?
— А чо сбежал?
— Я не сбежал, она сама развалилась.
— Это отмазка для детского сада. Скажи честно, надоело в своем клубе сидеть, там же, кроме скрепок ничего не стыришь.
— Конечно, не твой склад ГСМ.
— Ладно, хватит трындеть. Радуйся, шо в офисе сидишь, а не костыли, как майор Козлов на железке забиваешь.
— Тоже мне, офис! Барак с сортиром на улице!
— Ты это брось.
— А что, разве не так? Кроме названия, дохлого счета в банке, раздолбанного форда, нивы и дырявого забора у нас же за душой ничего нет.
— А мазда, она чо, с неба свалилась?
— Как пришла, так и уйдет. И вообще, на кой черт эти миллионы сдались, если завтра за них башку оторвут, — мрачно вещал Лебедев.
— Э-э, господин капитан, вот тут ты туфтишь! — процедил Барсуков и поставил на место зарвавшегося зама. — В отличие от тебя, я академий не кончал! Но я начальник, а ты хто?
Лебедев поиграл желваками на скулах, но так ничего и не сказал.
— А, молчишь! А чо молчишь? А потому, что я плачу тебе бабки, а не Красная армия. Договор с Тишковским хто пробил, ты? Нет, я. Хто схему запустил, ты? Нет, опять я. Под мое честное слово Пашка Харламов отвалил мазду. А это тебе не жигуль.
— А-а, далась тебе эта тачка! — отмахнулся Лебедев и, бросив на Барсукова снисходительный взгляд, многозначительно произнес: — Бойся, Леня, данайцев, дары приносящих.
— Чо, чо? Это хто такие? — насторожился Барсуков. Единственная морщина появилась у него на лбу, и он силился вспомнить: — Данайцы? Данайцы? Шо-то про такую крышу Крест и Харламов ничо не говорили.
— И не скажут.
— Так хто эти данайцы?
— Про Гомера ты хоть слышал? — изгалялся Лебедев.
— Гомер? Чо-то такое пролетало. Вроде как крыша такая была! — пытался вспомнить Барсуков, и дальше его понесло. — А, урюки под ней ходили! Гады, дохнуть не давали. Между ними и нашими крутой пошел замес! Мочилово было страшное, пока Малыш на танке на них не наехал.
— На танке?! Да брось! — не поверил Лебедев.
— В натуре говорю, на танке! Я своими глазами видел! Если не веришь, можешь спросить у Лома.
— Что, прямо на танке по городу раскатывали?
— А где же еще? На площади перед Ледовым дворцом сошлись стенка на стенку, урюки и наши братья славяне, не меньше трех тысяч. Два дня шла махаловка. Ментов и ОМОН пригнали со всей области, ничо они не могли сделать! А чо сделаешь, когда урюки два БТР выкатили.
— Да не может такого быть?!
— Вот те крест! Урюки Слона завалили, он меня крышевал, Быка, Храпа, про раненых я не говорю. Нашим бы хана была, если бы Малыш против них танк не выкатил.
— А где он его взял?
— Полигон Вагонки знаешь?
— Да.
— Дорогу, по которой танки с завода на полигон гоняют, видел?
— Ну.
— Так Малыш со своей бригадой поставил на переезде свою тачку. Вояки тормознули. Он взял их на понт, забрал танк и двинул к Ледовому! Короче, урюки и менты разбежались.
— Ничего себе?! — только и мог сказать Лебедев.
— Вот такие тут были дела, Игореша! — закончил рассказ Барсуков и вернулся к началу разговора. — Так чо там твои данайцы мутили?
