— А чего он тебя прессует? — спрашивает неожиданно жестко. — Какого хрена задания раздает?
— Я же работаю, — выдаю медленно. — Это нормальная часть работы. Вот и все. У других точно такое положение.
— Не знаю, — кривится. — У моих подчиненных башка не трещит. Довольные ходят. От счастья трескаются. А ты дерганная вся. На измене, на стреме вечно.
Конечно, у тех громил башка не трещит. Они же отбитые отморозки. О чем им вообще переживать и рефлексировать? О том, что мало кого за день покалечили? О том, что по случайности кого-то не добили?
— Выкладывай, — вдруг требует Амир.
Смотрю на него с немым вопросом.
— Опять, — мрачнеет амбал. — Глазища вылупила. Рот нараспашку. Губы дрожат. Такое чувство, будто я тебе болт в глотку всадил.
Вздрагиваю всем телом. Кажется, кровь внутри больше не течет.
А потом к своему глубочайшему ужасу замечаю реакцию громилы. Несмотря на холод за окном он сейчас в одной лишь белой рубашке, еще и рукава закатаны до локтей, поэтому отлично видно как набухают вены, как бугрятся мускулы, будто чистой яростью наливаются.
Вжимаюсь в сиденье, боюсь лишнее слово вымолвить.
— Гребать, — грубо бросает Амир. — Это я на тебя так действую?
— Н-нет, — роняю судорожно, отлично понимаю, насколько лживо звучит подобный ответ.
— Видишь меня и от страха ссышься, — заключает, обдавая арктическим льдом. — Я же чувствую.
— Прости, я…
— Я же сказал, — обрывает. — Четко обозначил. Насильно никого не трахал. Начинать не намерен. В чем проблема тогда?
— Все нормально, — только зубы дико стучат.
Бьет по тормозам. Включает «аварийку» и прямо посреди дороги останавливает автомобиль.
— Вранье терпеть не стану, — заявляет хрипло.
И за горло меня берет. Вроде легонько совсем, едва ощутимо. Пальцы чуть кожи касаются, но от этого небрежного прикосновения сразу позвоночник разрядом тока простреливает.
— Говори, — требует Амир. — Что не так делаю?
Господи. Все! Абсолютно! Вот это например. Под его странной и жуткой лаской обливаюсь потом.
— Отпусти, — шепчу глухо. — Пожалуйста.
Подчиняется. Однако пристального взгляда с меня не сводит. Дьявол, теперь еще хуже становится. Он словно в душу пробирается, проникает в плоть, пропитывает кровь. Да черт побери, точно второй кровью по моим жилам разливается.
Мрак. Кошмар. Бесконечный ужас.
— Мой первый раз, — роняю тихо. — Я представляла совсем иначе. Понимаю, сама дала на все согласие, сама виновата. Но черт, я как будто каждый раз ожидаю… повтора.
— Я же остановился, — тихо произносит он. — Я же все прекратил.
Но это ничего не меняет. Ничего. Совсем. Не так я хотела невинности лишиться. Не под чужим мужчиной. Еще и грубо, жестоко, по-животному. Как молотом внутрь врезался.
— Клянусь, — сухо выдает Амир. — Силой тебя не возьму. Только если сама придешь и попросишь. Все. Нечего тебе дергаться. Как друзья живем.
Почему я не верю ни единому слову? Черные глаза правду выдают. Жадные, алчные, ненасытные. Разве можно так смотреть? Не прикасаться, просто оценивать и давать полное ощущение, будто трахаешь.
— Раз магазин отпал, поедем жрать, — сообщает хрипло, снова заводит авто.
+++
Из ресторана выводят всех посетителей. Быстро, жестко и оперативно. Подхватывают под руки, прямо от тарелок отрывают и к выходу проталкивают.
Зал освобождают для нас. Весь зал. За пару минут.
Я думала, такое только в кино бывает. Ну или когда приезжают видные персоны, политики важные. Президент. Да и то, о таком же заранее предупреждают. А тут наскоком все, нахрапом. Люди не успевают возмутиться. Или с бандитами неохота спорить?
В общем, музыка, приглушенный свет, вышколенные официанты как по струнке ходят. Бородатые бугаи окружают периметр, однако держатся в тени.
Это новое заведение, не то, где мы прежде были. Оформление здесь необычное, стиль непривычный. Восточный. Повсюду турецкая керамика — вазы, светильники, приборы. Сходный дизайн, в едином духе выдержано. Мягкие диваны, пестрые подушки, что отделаны бахромой. Гармонично смотрится, создает уютную атмосферу, располагает и расслабляет.
Но все как-то… подозрительно интимно? Словно на романтическом свидании вдруг оказываюсь. Амир усаживается рядом, не напротив, а именно на одном диване со мной. Накрывает своим запахом. Обрушивает всю силу и мощь. Не трогает, дистанцию выдерживает. Но тело интуитивно угрозу чует, покрывается мурашками.
Невозможный он. Невероятный. Такой, что дыхание перехватывает.
— Кальян будешь? — спрашивает.
— Нет, спасибо, — говорю сдержанно. — Я не курю.
— А выпить? — бровь выгибает. — Пятница, время отдыха.
— Не стоит, — нервно закусываю губу. — Благодарю.
— Не пьешь? — уточняет, пронизывая насквозь своими горящими как угли глазами.
— Если повод есть, — рефлекторно веду плечами. — По праздникам. Или под настроение. Но редко. Очень редко.
— Откуда ты такая взялась? — скалится как голодный хищник. — Сигареты не смалишь. Не бухаешь. Еще и не трахаешься. Прямо святая.
— Ну я не думаю, что это так уж необычно и заслуживает особого внимания, — выдаю скороговоркой.
— И базаришь гладко, — заключает насмешливо. — Прямо как соловей заливаешь. Сказки заряжаешь. Пулей, млять, аккурат в лоб.
— Ой, — невольно вздрагиваю.
— Чего? — рыкает.
— А можно без матерных выражений? — спрашиваю и тут же стараюсь сгладить эффект откровенного вызова. — Понимаю, ты привык изъясняться подобным образом и вряд ли захочешь исправлять что-то, но…
— Охренеть, — бросает со смешком. — Вообще, я при тебе и так старался поменьше дерьма загонять. Но хреново вышло. Буду крепче себя держать.
Он вдруг берет меня за руку, обхватывает запястье, а после скользит пальцем по внутренней стороне ладони. Ощущение точно кипятком изнутри обдает. От стоп моментально раскаленные стрелы к груди устремляются, в ребра ударяют.
Что этот громила творит? Что задумал?
Амир молчит. Смотрит мне прямо глаза, продолжает ладонь поглаживать. Медленно, нежно, до дрожи ласково. Но чувствуется, что очень сильно сдерживается, укрощает собственную дикую силу. Держит неукротимую стихию под контролем. Так и жаждет сожрать, но оттягивает момент. Выжидает, как одержимый зверь добычу загоняет.
— Почему ты себя так долго хранила? — интересуется хрипло.
Мое сердце сводит судорога. Хочу отвести взгляд, разорвать этот безумный контакт. И не могу. Ничего не могу. Не выходит цепь разомкнуть.
