Но фрадштадтцы хвастливо уверяли его, что Князь Холод впал в немилость и отправлен за море, в Новый Свет, а по пути и вовсе захвачен или отправлен на корм рыбам. Надо так понимать, что островитяне приложили к этому свои грязные ручонки. Только вот где они сами? Фрадштадтский корпус совсем не спешил на войну, отстав от основных сил километров на десять. Нужно послать к ним гонца с приказом поторопиться, иначе как бы не вышло еще какого неприятного сюрприза.
– Анджей, отправь гонцов к островитянам с приказом срочно соединиться с нашей армией.
Королевский адъютант капитан Зборовский лихо щелкнул каблуками и умчался выполнять приказ.
Янош Первый взглянул на часы: время неумолимо приближалось к десяти часам вечера, и вокруг уже было темно. Наемник прав, здесь дорога тянется через лес, давая возможность противнику постоянно беспокоить растянувшееся в пути войско. Нужно подтянуть отставшие части и ставить если не полноценный лагерь, то хотя бы его упрощенное подобие. Беспечная часть пути закончилась.
– Дозоры вернулись? – поинтересовался король у коронного маршала Браницкого.
– Еще нет, ваше величество, – хмуро ответил тот. Судя по тону, маршал в возвращение дозорных уже не верил.
– Выслать усиленные дозоры, сменять их через каждые два часа. По лагерю выставить часовых, где только возможно отгородиться от леса телегами, на проблемных участках установить плетни!
– Завтра долго собираться в дорогу придется, – недовольно проворчал Браницкий, только лишь для того, чтобы подчеркнуть свое отношение к фон Рейбелю, первому высказавшему мнение о необходимости устройства лагеря.
– Зато армия целее будет, – отрезал Янош, попутно отмечая оставшееся абсолютно бесстрастным лицо командира наемников.
Спустя час в королевской палатке состоялся военный совет, в котором кроме улорийского монарха, Рейбеля и Браницкого участвовали командир кавалерии полковник Немирич, адъютант Зборовский и дальний родственник коронного маршала пехотный капитан Огинский. Последний, как уроженец этих мест, дополнял разложенную на походном столике карту своими пояснениями.
– Можно пройти южнее, через «порченые земли». Но, по правде сказать, такое путешествие доставит мало удовольствия. Совершенно унылая местность, ни деревьев, ни зверья, ни птиц. Воды нет, неприятные запахи повсюду. Растет только чертополох, а земля пропитана каменным маслом. Это настоящая пустыня, зато этот путь короче северного как минимум на один дневной переход.
– Люди там живут? – поинтересовался Янош, пытаясь сопоставить рассказанное с картой.
Карта, кстати, была трофейной, таридийской. И сам факт пользования ею был признанием ее превосходства – она была гораздо подробнее фрадштадтского аналога, приобретенного у островитян перед началом кампании. Улорийские же карты и вовсе представляли собой яркие рисунки, по которым нельзя было даже приблизительно высчитать расстояние или определить направление. В душе короля Улории шевельнулась зависть. Он с юных лет мечтал создать подробнейшие карты своих земель, но все некогда было, а таридийцы вот взяли и сделали.
– Постоянно не живет никто, – охотно отозвался капитан, чрезвычайно польщенный королевским вниманием, – несколько артелей добывают то самое каменное масло и отвозят в Торшек.
– А что с северной дорогой? – подал голос фон Рейбель.
– Совсем другая местность! – радостно подхватил Огинский. – Леса почти нет, в основном холмы да луга. Несколько деревенек, речка Славица течет, приток Титовицы. Где-то вот здесь, – он ткнул пальцем в синюю нитку реки на карте, – есть хороший брод. Можно будет переправиться. А на том берегу уже и Корбинский край начинается.
– Да, но этот путь длиннее километров на тридцать, – возразил полковник Немирич, – для армии это дополнительный дневной переход.
– Я думаю, господа офицеры, что противник как раз и желает подтолкнуть нас к более короткому пути, – задумчиво промолвил король. – Если я не ошибаюсь, каменное масло горит?
– Так точно, ваше величество! – вновь с готовностью подтвердил капитан. – Еще как горит! Лет восемь назад по неосторожности кто-то поджег один колодец с этой дрянью, так неделю потушить не могли, все окрестности дымом затянуло.
– Ловко придумано! – угрюмо усмехнулся коронный маршал Браницкий. – Заманить нас на «порченые земли» и устроить поджоги! Если не сгорим, так задохнемся от смрада!
– Слава богу, что его величество решил уточнить! – воскликнул Зборовский. – Если бы просто доверились карте, нарвались бы на серьезные неприятности!
Все присутствующие на совете улорийцы согласно загомонили – не то чтобы Янош очень любил лесть, но сейчас хвалебные возгласы выглядели уместными, потому он воспринял их благосклонно.
Лишь фон Рейбель невозмутимо промолчал. Он считал, что при необходимости можно было пройти через проблемные земли и не терять целый день на обходной путь. Правда, для этого пришлось бы оперативно зачистить местность, и наемник справедливо полагал, что эта хлопотная миссия непременно достанется его солдатам. Так стоит ли ему лезть на рожон и рисковать своими людьми ради этих высокомерных улорийских ублюдков, считающих всех наемников людьми низшего сорта?
– Утром осмотрим дорогу, – постановил король, показывая острием ножа точку на карте, – если можно ее расчистить, то пройдем до развилки. Если с расчисткой будут трудности, прямо отсюда свернем к северу. Лесных дорог теперь нужно сторониться, там слишком много возможностей вредить нам. На равнине это будет делать намного труднее.
На этом совет завершился, а в верности слов короля о необходимости держаться подальше от лесных дорог союзной армии пришлось убедиться очень скоро.
Выспаться этой ночью не удалось никому, даже Яношу Первому, чей сон охрана старалась беречь со всей ответственностью. Чуть не каждые полчаса то в одном, то в другом конце лагеря поднимался шум, взрывались гранаты, звучали ружейные выстрелы, начиналась суета, кричали люди, ржали лошади. Потом все так же внезапно стихало, чтобы вскоре повториться совсем в другом месте.
От выставления дозоров пришлось отказаться, поскольку назначенные туда солдаты пропадали с завидным постоянством. Та же участь постигла нескольких часовых, дежуривших у границы лагеря. Счет потерь войска Яноша за одну ночь перевалил за сотню человек пропавшими и убитыми, около сотни человек пополнили ряды раненых. Причем большинство ранений приходились на осколки гранат, которые противник забрасывал прямо в лагерь с поразительной легкостью.
Несколько раз взбешенные улорийские офицеры поднимали своих солдат в атаку, пытаясь настигнуть в ночном лесу хотя бы кого-то из вконец обнаглевших таридийцев. Но все было тщетно, каждый раз враги растворялись в ночи, словно бестелесные призраки, и хорошо еще, если атакующие при этом обходились без потерь.
В пятом часу утра улорийский король был окончательно разбужен очередной боевой тревогой. Правда, в этот раз в самом лагере все было спокойно, зато сзади, с той стороны, откуда армия Яноша пришла сегодня, раздавались звуки нешуточного боя. Едва слышный треск ружейных выстрелов с лихвой перекрывался грохотом артиллерии.
