Сенковский и отец Иакинф спорили также по вопросам языка. Первый высказывал свое раздражение тем, что монах не публикует свои работы на французском или английском языке: «Русский язык до сих пор оставался и долго еще останется вне круга ученых европейских прений о предметах восточных»
622. Отец Иакинф не соглашался с ним. Он знал и французский, и немецкий, и латынь, но публиковался исключительно на родном языке. Возможно, помня о своем чувашском происхождении, ученый страстно поддерживал русскую академическую школу. В письме к своему другу Михаилу Погодину он жаловался, что «как детям [русским ученым], более нравятся враки французские, нежели правда русская»
623. По другому поводу отец Иакинф критиковал западные книги о Востоке: «Но если с должным вниманием будем разбирать ученые произведения иностранных писателей, то откроем, что они нередко, по китайской пословице, осла называют лошадью, козу коровою, а суждения их о вещах особенно в истории и землеописании, Средней и Юго-Восточной Азии, не умнее суждения слепорожденного о цветах»
624.
Возможно, побуждаемая государственными военными интересами в регионе, в 1846 г. Академия наук заказала отцу Иакинфу составить масштабное исследование о древней истории Средней Азии
625. Несмотря на преклонный возраст – почти 70 лет – и слабое здоровье, он без раздумий погрузился в работу. Он снова полностью положился на китайские источники, начав с «Исторических записок» историка династии Хань Сыма Цяня, написанным около 100 г. до н. э. Вышедшее в трех томах в 1851 г. «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» описывало обширный регион, протянувшийся от Туркестана до Японии. Несмотря на то что книга принесла Иакинфу четвертую Демидовскую премию, Мирза Казем-Бек написал на нее убийственную рецензию, обвинив автора в некритичном воспроизведении китайских хроник и игнорировании западных источников
626.
Вскоре после начала работы над книгой отец Иакинф признавался Погодину: «Время летит. Что будет дальше – не знаю»
627. Семидесятилетний монах ясно понимал, что «Собрание сведений» является его последней крупной работой. После ее завершения он пожертвовал бо́льшую часть своей библиотеки Казанской академии. Он опубликовал еще несколько статей. Болезнь изрядно подточила его силы, и он умер в своей келье в 1853 г.
Современники высоко оценивали работы отца Иакинфа. Даже гиперкритичный Сенковский в потоке привычных колкостей был вынужден признать, что «ни один, быть может, из нынешних ориенталистов не вынес на свет из хаоса восточной литературы столько новых фактов, столько любопытных и важных сведений об истории восточной Азии, как наш неутомный синолог, отец Иакинф»
628. Академия наук четырежды вручала ему престижную Демидовскую премию, статьи в таких изданиях, как «Литературная газета», «Северный архив», «Телескоп» и «Московский телеграф», принесли ему популярность среди широких слоев образованной публики. Параллельно он сделал значительный вклад в лингвистику, включая знаменитый китайско-русский словарь на 12 тысяч слов, китайскую грамматику и маньчжурско-русский словарь. Сегодня отец Иакинф почти неизвестен за пределами России, однако в свое время его работы привлекали внимание европейских востоковедов. В 1831 г. Парижское Азиатское общество сделало его своим почетным членом, а несколько его книг были переведены на европейские языки.
Чтобы оценить непосредственный вклад отца Иакинфа в российское китаеведение, важно помнить, что до него такой отдельной сферы в науке, по сути, не существовало. Россия XVIII в., безусловно, интересовалась Китаем, но кроме нескольких малоизвестных работ таких участников ранних китайских миссий, как Иларион Россохин и Алексей Леонтьев, вплоть до XIX в. основным источником по империи Цин служили труды западных ученых. Отец Иакинф стал первым, кто опубликовал значительный корпус работ по Китаю на русском языке. Последующие поколения китаеведов находили ошибки в его трудах, но мало кто отрицает его достижения первопроходца
629. По словам Василия Бартольда, благодаря этому монаху «русская синология еще в 1851 и 1852 годах опередила западноевропейскую»
630.
Неутомимый путешественник отец Иакинф повлиял на российское китаеведение в двух его аспектах. Во-первых, значение имели относительная симпатия и объективность, с которыми он относился к предмету своих исследований. В ту эпоху, когда многие западные специалисты пренебрежительно оценивали Срединное царство, отец Иакинф избегал резких суждений. Многие последующие русские китаеведы старались придерживаться той же линии. Второй важной характеристикой русской школы, заложенной отцом Иакинфом, стала относительно высокая значимость, придаваемая Центральной Азии. В дополнение к изучению Ханьского Китая он приложил много усилий на изучение западной периферии империи Цин, включая Монголию, Синьцзян и Тибет, – регионы, сравнительно недавно оказавшиеся под властью Китая. Это было совершенно естественно. Если большинство западных исследователей попадали в Китай морем, русские обычно приезжали в Китай через Монголию. Так, когда отец Иакинф впервые приехал в Пекин, он начал с изучения монгольского и маньчжурского языков и только позднее осознал, что более важным для империи является китайский.
Казанская духовная академия была единственным среди четырех высших духовных заведений Русской православной церкви, где изучали азиатские языки и религии
631. Как и в случае с университетом, мощная экспертиза в этой сфере подкреплялась государственным мандатом на контроль образования на Востоке. И так же, как и в случае с университетом, в основе востоковедения лежало решение прагматических задач. Но конечная цель все-таки была иной. Академия готовила не чиновников для общения с азиатами по обе стороны российской границы, а миссионеров для обращения в православие некрещенных национальных меньшинств (а также возвращения старообрядцев в лоно официальной Церкви). Поэтому взгляд ее преподавателей на Восток отличался от точки зрения светских коллег в университете.
