По мере того как XIX в. приближался к концу, император Николай II проявлял все больше интереса к тихоокеанским рубежам империи. Еще в начале 1890-х гг. его отец император Александр III приказал начать строительство железной дороги через всю Сибирь, чтобы связать Санкт-Петербург с дальневосточными территориями. В конце десятилетия дипломаты Николая II вели переговоры о заключении тайного союзнического договора с Китаем в дополнение к аренде земли и масштабным экономическим привилегиям в Маньчжурии. На заре XX в. многим жителям России казалось, что судьба России решается в Азии. Вторя Леонтьеву, некоторые влиятельные политические авторы, так называемые восточники, даже стали утверждать, что Россия по самой своей сути скорее восточное государство, а не западное.
Одним из наиболее последовательных сторонников азианизма являлся князь Эспер Ухтомский, газетный издатель и поэт. Близкий к императору князь сопровождал Николая, находившегося еще в статусе наследника, в его большой восточной поездке 1890– 1891 гг. Ухтомский оказывал большое влияние на Николая в первые годы его правления. И на страницах своей ежедневной газеты «Санкт-Петербургские ведомости» он без устали защищал идеи азианизма
952.
Князь в еще большей мере, чем Леонтьев, был убежден в родстве России и Азии: «Запад… лишь тускло отражается на нашей жизненной поверхности, все под нею и в недрах народного быта проникнуто и дымит глубоко восточным умозрениями и верованиями»
953. Ухтомский объясняет, что, подобно азиатам, русские больше полагаются на веру, чем на разум: «Для нас… [как] и для Азии, основу жизни составляет вера»
954.
Идеи азианизма потеряли влияние на петербургских политиков после поражения от Японии. Сторонники скифства во главе с Ивановым-Разумником и поэтами Серебряного века также чувствовавшие сильную привязанность к Востоку, погибли в условиях жесткого большевистского контроля над литературой уже в начале 1920-х гг. В эмиграции многие из этих идеологических течений были возрождены «евразийцами», но с одним принципиальным отличием. Евразийцы не столько подчеркивали восточную природу России, сколько говорили, что ни Азия, ни Европа не властны над ней, а ее государственность – это их сочетание. И все-таки многие принципы евразийцев – отрицание материализма, приверженность самодержавию, подчеркнутая духовность – очевидным образом предполагали отрицание влияния Запада
955.
Базировавшиеся в Праге евразийцы как течение появились на свет в 1921 г. после публикации сборника статей «Исход к Востоку»
956. Среди его авторов были лингвист князь Николай Трубецкой, географ Петр Савицкий, музыкальный критик Петр Сувчинский, богослов Георгий Флоровский. Год спустя к ним присоединился молодой многообещающий историк Георгий Вернадский, получивший место университетского преподавателя в чешской столице. У Вернадского были достойные академические корни. Его отец являлся ведущим профессором в сфере минералогии, а сам Георгий Вернадский имел отношение к двум ведущим российским историческим факультетам – в Московском и Петербургском университетах, а также учился в Берлине и Фрайбурге. После пяти лет в Праге Вернадский покинул Европу, в 1927 г. переехал в Америку, чтобы занять только что основанную кафедру русской истории в Йельском университете.
Свои главные полемические евразийские работы «Начертание русской истории» и «Предварительная история Евразии» он написал еще в начале своей карьеры
957. Центром его внимания являлась великая евразийская степь, обширная равнина, протянувшаяся от Монголии до Украины. Как он объяснял в своих книгах, благодаря плоскому ландшафту степь постоянно оказывалась местом встречи европейских и азиатских народов. Кочевники из центральной Азии – скифы, гунны, монголы – периодически отправлялись на Запад, где вступали в браки с оседлыми восточными славянами. В более поздней работе он писал так: «Каждое из этих вторжений принесло новые культурные образцы, и каждое – после окончания спустя годы или столетия – оставляло своей неизгладимый отпечаток на той земле, которой предстояло стать Россией»
958.
Завоевания московских князей и царей завершили то, что Вернадский называл «тысячелетним историческим симбиозом» славян и степных кочевников. По мнению евразийцев, русские, финны, турки, монголы и все остальные народы, приходившие из центральноазиатских степей, смешались в «суперэтнос» – народ, который евразийцы называли «туранцы». Туранский суперэтнос евразийцев обладал несколькими общими характеристиками, включая родственные группы крови и языка, но главной было осознание необходимости сильного самодержавного правления. Все самые успешные правители Евразии, от скифских вождей до династии Романовых, правили твердой рукой. По словам Вернадского, «организация евразийского государства – в соответствии с пространственными его размерами – тесно связана с военной организацией»
959. И помимо инстинктивного стремления к сильной власти, евразийские народы объединяет глубокая духовность
960.
Позднее, уже в Нью-Хейвене, Вернадский стал придерживаться более умеренной версии евразийского учения. Он продолжал подчеркивать значимость степи в истории России, но биограф Чарльз Гальперин отмечает, что «иммиграция в Соединенные Штаты… очистила [его] евразийство от авторитарных, шовинистических, коллективистских и элитистских аспектов»
961. Однако современных россиян гораздо больше привлекает не умеренная версия Георгия Вернадского эпохи Лиги Плюща, а его молодой задор Праги 1920-х гг.
