Археологи сейчас жили в сельской школе, находившейся в деревянном здании бывшей усадьбы XIX века. Летом здесь хранили и найденную ими керамику. Двое студентов разбирали её, из окна слышалось их пение с радостным припевом «Опа, опа, ноги из раскопа». Пахло липой, разнотравьем.
Николай целыми днями пропадал на раскопе и ночевал в школе, а Глеб жил то здесь, то в гостинице городка Градонеж, находившемся в трех километрах отсюда. Там был неплохой ресторан.
Гостиница располагалась в каменном особняке, который представлял собой замечательный образец русского модерна начала ХХ века. В нем причудливо сочетались древнерусские мотивы (наличники, крыльцо) и готические башенки, балконы, что делало его похожим то ли на средневековый замок, то ли на дворец какого-то сказочного города.
А всё же Глебу больше нравилось в школе с археологами. Деревянный дом, запущенный сад, костры по вечерам, печеная картошка, шашлыки, терпкий вкус местных напитков – настоек, медовухи. Песни под гитару, и разговоры… В такие вечера Глебу думалось, зачем люди создают легенды о поисках таинственных городов, вроде местных преданий о Третьем Китеже, когда прямо здесь бывает так просто и хорошо.
А потом случилось первое из череды событий и убийств, о которых он не хотел писать профессору и Ане. Рядом с разрушенной ротондой, у больших камней, над обрывом…
Но с утра все начиналось очень хорошо. Ему, наконец, удалось достать часть подлинника исторического романа начала XX века, которым многие так интересовались и даже медальон (или его копию), может быть принадлежавший неизвестному автору романа. По сведениям Вадима все это, в том числе и роман, связаны с находками клада XII века, хранившегося в одной из местных усадеб, но пропавшего во время Гражданской войны.
Именно об этом Глеб всё время думал, возвращаясь из города в школу, чтобы посоветоваться с археологом. Ему нравилась тропинка у озера, по которой он шел. Идёшь по высокому берегу, поросшему вековыми соснами, а внизу под обрывом лежат огромные камни, сверху над ними причудливо торчат корявые корни деревьев, и Глебу виделась в этом суровая красота северной сказки. Но пройдешь несколько шагов и берег понижается в болотистую топь. Там, где в озеро впадает быстрая речка – омуты и бурливый поток. При лунном свете здесь было ещё таинственней. Река вдали блестела загадочно и странно. Но вот луну закрыли тучи и пошел дождь.
Пока Глеб пробирался между мокрых кустов по тропинке, он всё время думал об авторе романа и вдруг понял, что его убили, иначе бы он успел все опубликовать и свои находки тоже. Глеб так ясно себе это представил, ощущение было таким острым, что он внезапно остановился. Это его и спасло. Что-то тяжелое ударило по плечу, хотя, очевидно, метили в голову. От неожиданности и пронзительной боли он поскользнулся. Ливень полил ещё сильнее. Кажется, нападавших было трое. Глеб успел ударить одного, когда другой сорвал с плеча спортивную сумку. Земля скользила под ногами, и не удержавшись, Глеб чуть не упал с обрыва, в последний момент успев ухватиться за корень дерева правой рукой. Вниз что-то посыпалось, с неприятным звуком ударяясь о камни. Да, сорваться с такой высоты – безрадостная перспектива. Хорошо, что хоть нападавшие на него убежали. Лил дождь, дул сильный ветер, дерево скрипело, и каждую секунду корень мог обломиться. В темноте было плохо видно. Но Глеб не зря любовался живописной природой. Он вспомнил, что здесь левее берег должен понижаться, и начинается болотистое место. Надо только достать рукой до корня другого дерева, а потом вон до того кустарника. Корень его выдержал и до куста сначала удалось дотянуться, а вот как только он, с трудом ухватившись за ветки, попытался повиснуть на них, то сразу полетел вниз вместе с отвалившимся куском берега. И оказался в болотной жиже. Сел. Кажется, кроме плеча ничего не болело, только весь он был перемазан грязью. Ливень вдруг кончился, из-за туч выглянула луна. Рядом валялся большой ком земли, оторвавшийся от берега, и сильно пахло гнилью. Да уж, зато падать было мягко. Можно сказать – спасительный аромат. Недаром его так любит Николай, для него он – аромат археологических открытий. Вот, кстати, и венчик, то есть горлышко от горшка торчит, рядом ещё что-то интересное, возможно лунница, древнерусское женское украшение. Он попытался разглядеть, что ещё там есть, но это оказалось бесполезным, слишком грязно и плохо видно. Наверное, здесь было селище, вроде тех, что Коля уже раскопал недалеко отсюда. Пусть сам и разбирается. Глеб положил весь комок земли с торчащими из него находками в карман испачканной куртки и вечером отдал его Николаю, и перед сном решил перечитать часть текста романа, которую успел сфотографировать, в надежде понять, что за тайны в нем скрыты. Листы рукописи остались в сумке, которую у него отобрали. Интересно, почему на него напали? Не из-за этого же романа?
Речь там шла о двух отроках и калике Вавиле, о Древней Руси ХII-XIII века, о «самой веселой корчме», о мастерах и о каком-то странном камне.
«Все, как завороженные, слушали одного мужа, которого многие называли мастером. Большой, с круглыми, как румяные яблоки, щеками и маленьким носом, он рассказывал, взмахивал толстыми руками с сильными распухшими пальцами
–Ну что же, друзья мои, думаю вам ведомо, а кому нет, тот сам виноват, что на перекрестке тех трех дорог, где стоит та корчма придорожная, было тогда самое веселое место на нашей земле, а может быть и на всем свете. Почему оно так, и самому старому колдуну неведомо, а только то истинная правда. И вот там-то творились вещи небывалые. Однажды проведал о том один добрый человек, по прозвищу…,как бишь его звали, я и забыл, потом вспомню. Так вот, был он нрава веселого, но и дерзкого. Гийом, – прервал он свою речь. –Что ты там увидел?
Во время их разговора отрок склонился над столом, пытаясь рассмотреть диковинного зверька с выпученными и добрыми глазами, выделанного по краю чаши.
– Как дивно. На той церкви, у которой я родился, тоже были такие, только страшнее. Мне еще про них наш пресвитер рассказывал.
Мастер долго и серьезно поглядел на отрока.
– Любы тебе они? Где-то теперь Збыслав? – Он тяжко вздохнул. – Добрый был мастер, таких рук вряд ли еще найдешь. Помнишь его, Гюрята? – обратился он к корчмарю. Насмешливые глаза того будто затуманились, когда он проговорил:
– Добрый, это правда. Как не помнить. Задолжал он мне однажды, сидит, а из-под рук у него такой чудный зверек выходит, будто плачет. Я ему говорю, подари мне его и никаких кун мне от тебя не нужно. А я, все вы знаете, люблю красу да дивность. «Добро у тебя в корчме, – отвечает он, – да и я так просто сидеть не могу, коли хочешь, я тут у тебя с радостью разных диковинок исхитрю». И вправду, вон сколько всего вырезал. Да и не он один. Многие мой мед мне узорами отплатили. А мне то любо, посмотрите, сколько тут чар, да дивностей, будто колдовство, – и он гордо обвел руками избу. – Да, многие у меня мастера побывали, но у Збыслава, не в обиду другим будь сказано, в руках вещая мудрость была. И душа – чиста, как родник. А вот судьба его тяжкая. Где-то он теперь, жив ли, кто знает…
– Дивный был мастер, – проговорил и муж с красивым лицом, сам делавший чудные украшения.
