Я дал вам, Глеб, материалы, собранные мной, в Египет, потому что мне кажется вероятным, что поворотный момент, когда Шлиман решил реализовать свою детскую мечту, случился именно здесь. Что-то он почувствовал, нашел тут. Заметьте, в 1859 году он поехал сначала в Египет, а только потом в любимую им Грецию».
Я внимательно вчитался в эти строки. Хорошо зная профессора, я почувствовал в них какую-то недоговоренность, за ними еще что-то стояло, но я пока не понимал – что.
Мне кажется, писал еще Александр Владимирович, что в соединении России и Египта есть нечто даже поэтическое. Далее был положен листок.
А тут, Глеб, я набросал, каким могло бы быть начало новеллы.
Когда улыбается сфинкс
И этот взор упал на мост, где они целовались. И тогда сфинкс улыбнулся. Великая тысячелетняя тайна жизни, жгучий песок и страсть, все это не отразилось в загадочной улыбке, прикрытой снегом северного города. Они почти не ощутили ее. Только женщина вдруг вздрогнула и прижалась щекой к воротнику его шубы.
Перекресток жизней, давних культур… То, что знал он об этих двоих осталось за сокровенной тайной древних губ.
Но женщина все же ощутила что-то странное.
– Тебе не показалось, когда мы поцеловались?
– Что?
– Да так.
Перекресток культур, кровей и стран… жаркая смесь бродила в крови этих двоих. И сфинкс ведал о том, что в них загорится и их напугает. Он знал о том ветре, который может опалить человека. И что любовь огромна, как океан, странна и в ней человек становится богом.
Люди придумали великие загадки бытия и вновь живут, не замечая их. Они могут поднять трубку телефона на другом конце Европы и услышать дальний голос. Сесть в поезд и за день доехать до другой страны, но все же не понимают…
А сфинкс улыбается, проходят века, а люди ищут одно и то же, одну великую тайну. В бесконечной разности жизни…
Двое стоят перед сфинксом в наши дни.
Вот обрывок их разговора.
– И все-таки это удивительно – южный древний сфинкс в северном городе. Как он занесен снегом. Наверное, поэтому у него и такой взгляд.
– Какой?
– Наверное, он знает, как все соединяется.
Великая тайна в смешении лиц, кровей, времен, народов.
И какая-то связующая нить.
Нити судьбы, где и как они сплетутся в эту нить Ариадны.
И сплетаются нити человеческих чувств, судеб, ошибок.
– Может быть, ему известно и как нам соединиться?
– Если бы я могла писать стихи, я бы написала что-нибудь такое:
Открыто многое ему,
Один он эту тайну знает,
Он знает – дивно сплетены Восток и Запад, Север с Югом
И люди, даже и они
Соединяются друг с другом.
– О чем ты сейчас думаешь?
– О Шлимане. Я подумал, какое странное сочетание всего в авантюристичной судьбе этого человека. Соединение стран: Германия, Америка, Греция, Россия. В России он сделал свое состояние.
– Наверное, он сюда приходил.
– Может быть.
– И в заснеженной стране я думаю об Египте, – худощавый господин в роскошной лисьей шубе дотронулся рукой до гранита. Был предрассветный час.
Тут, Глеб, я прерву свои наброски художественной прозы. Последнее время я много слышал, иногда и странного об этом поворотном моменте в судьбе Шлимана. Я не могу сказать вам всего».
Я посмотрел на моих симпатичных попутчиков и подумал – хорошо, что еду с ними, а не с моим соседом по отелю. Потому что, именно от него я тоже слышал какой-то скучный рассказ о Шлимане. Такое стало случаться, и уже не в первый раз, когда я говорю, чем занимаюсь. Этот русский бизнесмен, сидевший за моим столом, заинтересовался, когда я упомянул о Шлимане. Оказывается, его родственник и сотрудник собирал семейные предания, связанные с Екатериной Шлиман. Дмитрий Петрович (так звали моего соседа), долго рассказывал, как очень многие люди пытались еще в Петербурге отговорить Шлимана, противодействовали его желанию раскапывать Трою и Микены, и будто бы у них для этого были веские основания. Я слушал того седовласого высокого господина и думал – удивительно, как люди одного возраста, живущие в одном городе, могут быть такими разными. Дмитрий Петрович был примерно одних лет с Александром Владимировичем, но если при общении с нашим учителем ты всегда почти физически ощущаешь его постоянное желание понять собеседника и его живой юмор, то этот человек был весьма надоедлив. Несмотря на то, что у нас нашлись общие темы и он говорил любопытные вещи, но как же занудно это у него получалось. И сейчас я был рад, что не поддался на его настойчивые советы относительно моей поездки в Луксор:
– Не советую вам, Глеб, обращаться в местные агентства, деньги возьмут, а наутро ни автобуса, ни самой фирмы. – Но экскурсия всего на один день показалась мне абсурдно короткой, и вот я еду на несколько дней с египетским турагентством, и судьба послала мне гида с ужасным английским и очень симпатичных попутчиков: семейную пару норвежцев и чеха, я им рад, потому что мой сосед из отеля начинал меня уже раздражать.
Итак, далее в своих записях, которые я проглядывал по дороге в Луксор, Александр Владимирович приводил эпизоды биографии Шлимана: его страстная и немного смешная увлеченность Гомером, когда он на Итаке встает на четвереньки перед бросившейся на него собакой, подобно Одиссею, и, что интересно, собака его не трогает. Или он читает крестьянам Авлиды или Микен Еврипида и Гомера, а они завороженно слушают.
. Я просмотрел также выдержки из писем Шлимана, отметив, например такие, сделанные в 60-е годы XIX века в России. «Днем и ночью я в тревоге, как бы пожар не уничтожил моих запасов индиго. Тогда все мои мучения оказались бы напрасными. Мне надо бежать отсюда».
Но, а дальше, Глеб, писал Александр Владимирович, я снова попытаюсь облечь мои размышления об этом человеке в художественный отрывок:
«Худощавый господин в роскошной лисьей шубе потрогал рукой гранит. Был предрассветный час, снег валил мокрыми хлопьями. Вдали стояла карета с дремавшим кучером.
– Что ты хочешь сказать? Зачем привезли тебя в эту северную страну? Увидеть бы тебя не в снегу, а в песках перед храмом.
Приходится делиться с тобой, с кем угодно – только не с женой Екатериной. – И он вспомнил тот веселый и жгучий поцелуй вот на том мосту несколько лет назад. И имя у нее было чудесное, София, как у его двоюродной сестры. Как ты думаешь, сфинкс, тебе столько веков – мудрость и
они сейчас далеки друг от друга. Ее раздражает мое стремление к чему-то иному. Да и всех их. У меня прекрасный доход, я почетный гражданин Петербурга.
Но разве счастье в роскошной квартире, дорогих кушаньях, тонких винах… Нет, о нет. Неужели невозможно, чтобы рядом была такая женщина, которая любила бы тебя и стремилась с тобой вместе к одной цели… Неужели это невозможно…
