Мы в простосердечии тогда решили, что речь идет просто еще об одном этюде Карнакского храма.
– Ты тут без нас разоришься на бакшиш служителям. Они все будут набиваться к тебе в гиды.
– Я взяла пример с Глеба и объяснила им, что я специалист по древней магии и культуре Египта. Самое интересное, что они мне поверили. Она встала у рельефа на колонне. – Идите в свой магазин, вы будете мне только мешать.
– Вацлав, ты нам просто необходим. Пойдем, здесь всего один Durty free продает вино. До него еще надо доехать.
– Жалко на все это время тратить. Лучше бы, как Ингрид, походить между колоннами. Мне тут понравилось.
Но через час, когда мы выходили из магазина, Вацлав был в очень веселом настроении.
– Я совсем не жалею, что пошел с Вами. Было интересно и поучительно.
В самом легкомысленном расположении духа мы в деталях рассказали о нашем походе Ингрид, показывая бутылки.
– Ты не представляешь, Ингрид, с какими трудностями мы их добыли. Что ты такая задумчивая?
– Да так. Давайте лучше праздновать.
Мы представляли собой веселое и забавное зрелище (высокий Олав со своим скандинавским спокойствием, темноволосый подвижный Вацлав, Ингрид с задумчиво светлым взглядом и я с моей бородой), выпив у пальмы, мы шли вдоль Нила, невероятно развеселившись, в сопровождении своего рода кареты, т. е. лошадки с повозкой и египтянином на козлах, упорно предлагавшем довести нас до отеля. Он ехал за нами долго, совсем не понимая, что мы собираемся делать. И в конце концов, когда озадаченный, он отстал, нам стало даже скучно без него.
Мы нашли место, где сбоку виднелись подсвеченные колонны Луксорского храма, а перед нами тихо плескался Нил, и пили с трудом добытое вино в каком-то удивительном настроении.
– Как мы удачно все смешались.
– Не смешались, а соединились, – заметил Олав.
– Да, мы интересно встретились, прямо экспозиция какой-то загадочной новеллы: из трех разных стран Европы, на этой древней земле в такой ситуации что-то особенно таинственное может произойти.
– И произойдет, – пообещала Ингрид.
– Ингрид, закусывай мандарином. Смотри, вот тут есть один даже с листком.
– Как хорошо.
– Не только хорошо, а красиво. А красота спасет мир.
– Правда? Дай мне лучше вон тот другой мандарин – с тремя листьями, да не ешь ты его, он мне для натюрморта нужен, я его завтра нарисую. Глеб, это хорошо, это мне нравится, про красоту.
– В России последнее время часто так говорят. Удивительно, что у нас в нашей тяжелой и жизни родилась такая идея. Эта фраза из XIX века, ее произносит князь Мышкин в «Идиоте» Достоевского, но как-то мельком. А сейчас многие ее повторяют.
– Дай-ка мне еще ту восточную сладость. Как ты думаешь, из чего она сделана?
– Не знаю, но вкусно.
– А может быть, это верно. Вот в истории Египта много жестокости. И раньше мне казалось, что главный вопрос – понять жестокость в истории, а теперь мне кажется, он совсем в другом – понять, где красота становится бессмертием.
– Вот вы говорили про веру в силу проклятия, Глеб?
Я кивнул и еще выпил, глядя на темную воду Нила.
– И если она существовала, про силу, которая ей противостоит. Некое благословенье. Что искусство – это благословение, приходящее сквозь века, как радость. Надо только постараться его услышать. Ну, посмотрите на те колонны.
– В самом деле, Луксорский храм с подсветкой еще лучше, чем днем.
– У нас в русской литературе XIX века есть рассказ о бедном сельском учителе, который вспоминает Венеру Милосскую и душа его выпрямляется.
– Интересно, а эти наши колонны могут еще нас выпрямить? А то я что-то уже покачиваюсь.
– Они не только выпрямляют, они вдохновляют.
– Я бы даже сказал, магически вдохновляют.
– А я нуждаюсь, чтобы меня выпрямили и довезли, кстати, а где наша карета? Мне не хочется идти домой пешком.
Но вместо кареты из темноты вынырнул Дмитрий Петрович, который, кажется, обладал способностью появляться внезапно, как черт из табакерки.
– Присоединяйтесь к нам. Нам удалось в этой стране достать отличное вино. И с какими трудностями, – добродушно приветствовал его Олав.
– К сожалению, сейчас не могу, у меня еще одно дело. Может быть, завтра. – Я обратил внимание, как отличалась его улыбка от открытой улыбки Олава.
– Завтра мы собираемся на ночное представление в Карнаке.
– Может быть еще и встретимся. До свидания.
Я посмотрел вслед ему, и непонятное странное ощущение закрадывалось в душу.
– Какое дело может быть ночью в Египте?
– Не все же уже так расслабились, как мы, Глеб. Так о чем мы говорили?
– О колоннах, выпрямивших Глеба.
– И мистически вдохновивших Ингрид.
– Ингрид, а как у тебя с магией? Ты смотри, поосторожней, а то мы неразумно тебя оставили одну там в храме из-за нашей алкогольной проблемы. Местные мальчишки тебе давали рисовать? Кстати, почему они все время бегают и спрашивают «What’s your name»?
– Думаю, что других английских фраз они не знают.
– Я видел, Ингрид, – вдруг неожиданно серьезно сказал Вацлав, – как вы были в святилище. Я не стал туда заходить, там такая тьма, ничего не видно.
Ингрид вдруг задумчиво проговорила:
– Ищи силу светлую.
Лишь кто окутан светлой силой, войдет бестрепетно туда, – никак не могу вспомнить, откуда эти строчки, Глеб? Вы ведь хорошо знаете древнеегипетскую поэзию.
Я удивленно посмотрел в ее глаза, и что-то непонятное мелькнуло в них.
– А я вот сейчас тоже чувствую силу светлую, – сообщил О лав.
– И мысли какие-то бредово-светлые.
– Хочется что-то сделать.
– Например, раскопать Трою.
– А почему Шлиман это сделал? Ему здесь в Египте пришла эта мысль, Глеб?
– Например, раскопать Трою.
– А почему Шлиман это сделал? Ему здесь в Египте пришла эта мысль, Глеб? Я думаю, он вот тут стоял и решил. Ведь Вы нам расск
– Что его позвало?
– Быть может, слово и судьба, и ветер.
– Я знаю, наверное, он забрался на вершину пирамиды, а там ветер…
– А я тоже хочу залезть в пирамиду.
– Олав, тебе не надо столько пить в мусульманской стране. Дома с тобой такого не случается.
– Здесь даже воздух пьянит.
– Там, в пирамидах – мудрость.
– А здесь, в Карнаке – святилища. Вызовем дух какого-нибудь жреца или фараона?
