— Ты правильно поступил. Они смогут провести почерковедческую экспертизу, сделают аутопсию.
— Это же трупам делают, вроде?
— Название просто такое, — усмехнулась Аня. — Я читала про это. Считай, что в данном случае они сделают вскрытие души и установят, присутствовали у Коновой суицидальные наклонности или нет. Хотя тут и слепому ясно.
— Этого я и боюсь, — тихо сказал Артур, падая на диван. — Они могут прицепиться к некоторым записям и сказать, что Лена «самоубилась». Хотя я на моменты с таинственным «С» сразу указал, ну подчеркнул, и другие важные страницы отметил. Прям на листке записал, чтоб не искали.
Аня села рядом с ним, положила ладонь на его кисть. Турка поднял на девушку глаза, и у него сразу же участился пульс. Турка ждал, пока девушка отведет взгляд, но она продолжала смотреть на него.
— Что если… она и впрямь… мы ведь не знаем. Мы просто не знаем, — прошептала Аня, и парень убрал ее ладонь, а девушка закусила щеку изнутри. — Ты злишься?
— Нет. Пойду я, наверное. Говорю же, сам не знаю, зачем пришел к тебе.
— Нет, иди сюда, — прошептала Аня. Он хотел сказать, что все что между ними происходит — недоразумение, хотел добавить, что это подло — заниматься сексом вот так, хотя он любит другую. Но жадные губы нежно ласкали его, и когда его пальцы будто сами схватили грудь, девушка шумно выдохнула вместе со стоном, и ее дыхание обожгло Турке щеку.
Он повалил Аню на спину, не отрываясь от губ, сжимая, тиская, шаря по девичьему телу, будто в поисках ответов на все вопросы.
* * *
— Неправильно это, — тихо сказал Турка, надеясь, что Аня его не услышит. Она, если и услышала, то виду не подала, продолжая водить пальцем по его груди, на которой совсем недавно стали пробиваться первые волоски. Из колонок лились басы и рифы песни «Resurrection» финской рок-группы «HIM». Турка лежал и думал, что Коновой бы песня точно понравилась.
— Послушай, она могла уехать.
— Уже сто раз обсуждали. Она бы не уехала, она меня любит.
Полежали еще немного. Разгоряченность уступила место спокойствию, расслабленности, но в защитный панцирь уже скреблась тревога.
— Судя по дневнику, у Коновой каша в голове.
— А, дневник… Как же нам теперь изучать его? Хотя, оно и к лучшему. Может, ты и права, она меня не любит и прочее. Но если потом выяснится, что она пропала, и ей можно было помочь… Ты понимаешь.
— Я отксерила его. Правда, качество у-гэ, почерк еще сложнее разобрать, но хоть что-то.
— Да? Почему же ты мне не сказала?
— Как-то не успела…
Турка повернулся к Ане, посмотрел в ее глаза, глянул на искусанные пухлые губы и чмокнул их. Девушка смутилась и захихикала, а он продолжал осыпать ее поцелуями, спускаясь от шеи к ключице, и ниже, к заветной ложбинке между грудями.
Смех Ани до того напоминал Ленкин, что Турку прошибли «мурашки». Он вновь завелся, поцеловал девушку уже с языком, а потом оторвался от нее на мгновение и замер.
— Ты… чего?
Опираясь на обе ладони, он нависал над Аней пару секунд. Потом лег рядом. Потом скатился с дивана.
— Мне уже правда пора.
— Ну что ты, сейчас мы быстренько… Иди сюда!
— Нет. Я же говорю, это неправильно.
— Слушай, ну сколько можно? Что такого в твоей Коновой, а? Наркоманка и шлюха.
Турка застыл, глядя в сверкающие глаза Ани. Потом сдернул со спинки кресла джинсы, и принялся надевать их, позвякивая пряжкой. Один носок куда-то запропастился, и Турка решил, что и без него дойдет.
— Что ты молчишь? Такой крутой, думаешь? Малолетка долбанная! — теперь глаза ее блестели еще и от слез. — Ну и вали домой. На хрен ты такой нужен, а? Козлина.
Турка посмотрел на девушку. Еще раз кинул взгляд под стол, разыскивая носок. После молча вышел, хотя обида разрывала грудь и много чего хотелось сказать. Аня продолжала бросать ругательства ему вслед, но Турка уже обувался, зная, что если откроет рот, то наговорит чудовищных гадостей, а если начнет утешать девчонку, то чего доброго, они опять займутся сексом.
Лучше уж пусть все закончится вот так.
* * *
Домой он вернулся затемно. Не включая свет, Турка прокрался в свою комнату и лег на диван. Обветренные губы слегка пощипывало. Надо искупаться, а еще что-то там задавали на завтра…
Он закрыл глаза, и очутился на дороге в рощу. Сухая глина под ногами, по бокам зеленеет трава. Неподалеку база «СКА», на которой они играли в футбол класс на класс. Если свернуть влево на развилке, то можно выйти к роднику. Небольшой бассейнчик, рядом металлические будки раздевалок. Деревья шелестят, пропуская сквозь кроны солнечный свет. Солнце гладит кожу, но почему-то не так уж сильно греет. Рядом идет Шуля, сплевывает, что-то рассказывает.
Полузасохшая речка, погоревший камыш. Они и сами иногда запаливали камышину и другой сушняк. Опасно — трое подростков так обгорели, и один умер в реанимации от ожогов.
Блестят полоски рельсов, стучит колесами товарняк. Стоило Турке отвернуться, как поезд бесшумно исчез.
— Куда мы идем? — спросил он у Шули.
— Ща, убежище покажу. Мы там против бичей воевали, они на нашу территорию залезли.
— Может, это вы к ним залезли?
— Да не… Мы там форт оборудовали, типа крепость. Для тусовок, бухаловок. Даже замок повесили. А они сломали. Ну мы их и погнали. Щас покажу… Там и бухнуть можно, и просто потусить, — голос у Шули поменялся, а когда Турка повернул голову, он увидел перед собой Вовку. — Там очень тихое местечко. А если туда зайдет все-таки какой-нибудь бомж, то можно ударить его по башке трубой — и никто не узнает. Никто его даже искать не будет.
Турка кивнул, опять глядя влево. По другой железнодорожной ветке шел пассажирский поезд. Один из вагонов горел, в разбитые окна высовывались беззвучно кричащие люди. Они махали руками, открывали рты, как рыбы в аквариуме. Турка увидел знакомые лица, но не успел разобрать, кто там конкретно. Вовка тронул его за плечо, а потом сцепил пальцы на шее, повалил и вот уже вдавливает в грунтовку шею Турки, заслоняя солнце. Только никакой не Вовка и не Шуля, нет, это…
Турка вздрогнул и проснулся. Над ним нависала тень, так что он едва сдержал крик, подобрав ноги к подбородку, забиваясь в угол дивана.
— Ты чего, Артур? Опять плохой сон?
— Д-да. Папа… Фу-ух…
— Что ж там приснилось?
— Сам не помню.
— А ты купаться будешь? А то пришел и завалился спать. Вообще, не видел, чтоб ты делал уроки. Как дела в школе?
— Нормально.
— Вам ничего не задают, что ли?
— Да задают… Я делаю, ну, пока ты на работе.
— Точно? А то как я не приду — тебя нет, — отец зажег настольную лампу и скрестил руки на груди. — Мне кажется, что ты опять запустил учебу. И почему ты в одном носке лежишь?
