Заботы о детях, их ученье, успехи волновали и утешали нас. Часть лета проводили мы изредка в Бучалках, уезжали туда только на два месяца, и то это казалось вечностью для моей belle-mere, которая с грустью расставалась с любимыми внуками, особенно с Мишей. Дети да и я любили эти перемены. Бучалки нравились мне своей уютной простотой, своей сельской жизнью. Да и интереса там было больше: крупное хозяйство, леса, простор. И детям была здорова такая перемена после роскошного Петровского, где они ничего не знали о настоящей деревне с ее нуждами, нищетой и деятельной жизнью сельского хозяина.
В августе возвращались мы в Петровское, где оставались до конца сентября. Я любила возвращаться в Москву, чтобы не расставаться с папа́.
В 1883 году была коронация Александра III, к которой я с радостью готовилась. Заказала я себе придворный шлейф, для отделки которого взяла несколько уроков плетения кружева на коклюшках и сплела себе серебряных кружев на сарафан. Шлейф был бледно-голубой, кругом отделан черно-бурой лисицей, сарафан белый, атласный, отделан серебряным кружевом, на голове голубой кокошник, отделанный жемчугом и моими лучшими брошками. Бабушка Луиза Трофимовна была назначена статс-дамой и была в зеленом шлейфе, отделанном вышивками из золота. Это форма для всех статс-дам: фрейлинские шлейфы ярко-красного бархата с золотой вышивкой.
Эти шлейфы очень красивы и стоят больших денег. Эффект их в массе поразительный.
В мае приехал весь Двор, остановились в Петровском дворце. Кажется, 10-го был Высочайший въезд. Оживление города было необычайное, приехало множество иностранных принцев, все государства прислали своих представителей. Каких только не видно было костюмов на улицах, в магазинах и т. д. Тут были и французские мундиры, и английские riflemen
[65], и турки, и черногорцы, и греки, и персы, и Бухара. День въезда был солнечный. По Тверской шпалерой стояли войска, за ними народ. Вдруг раздался выстрел из пушки, загудели колокола, народ снял шапки, перекрестился, Царь выезжал из Петровского дворца. Не долго пришлось ждать. Издали разнеслось могучее «ура», и Царь на белой лошади показался еще издали. В золоченой карете сидела Императрица и, улыбаясь, кивала направо и налево. Карета была запряжена шестью белыми лошадьми. Кто за кем ехал, не помню, была огромная нарядная свита Государя верхами, было несколько карет с белыми лошадьми.
Гулко разносилось «ура» по улицам, всем было радостно на душе, надежда на хорошее будущее наполняла сердца. Папа́ тогда был вице-губернатором и был назначен в день коронации стоять в соборе у царских врат и расстилать какой-то ковер под ноги Царю и Царице, как вдруг он занемог, и кто-то другой его заменил для этой интересной церемонии! Мне было ужасно досадно.
15 мая я встала очень рано, облеклась в свой великолепный костюм и с бабушкой поехала во дворец. Нас, городских дам, поставили в Александровскую залу, а бабушка, как высший придворный чин, была в так называемом «зале кавалергардов», где были только придворные дамы, фрейлины и т. д. Двери внутренних апартаментов открылись, и начался Высочайший выход. Сперва шли камер-лакеи, затем камер-юнкеры, камергеры, церемониймейстеры с палочками и высшие чины Двора, всякие обер-камергеры, обер-церемониймейстеры. Затем выступал сам Царь, ведя под руку Царицу. Как она была мила в своем великолепном платье! За ними шли все великие князья и княгини, все в чудных мундирах и платьях.
Как сказочно представляется мне все это великолепие после стольких лет и какой контраст к нашей настоящей ужасной жизни с ее трудными условиями, грязью, отсутствием комфорта, культуры!
Когда Царь с Царицей появились на так называемом Красном крыльце и поклонились по древнему обычаю народу, раздалось «ура» по всей площади, колокола звонили, палили пушки, слышен был наш дивный гимн. Не забыть этих минут никогда. Мы, городские дамы, стояли на балконе дворца и все были взволнованы чудным зрелищем. У многих из нас блестели слезы… Незабвенный день!
Когда кончился обряд коронования, из Успенского собора величественно вышел Царь, под балдахином, в короне, горящей алмазами, со скипетром в руке, в царской мантии! Он был изумительно хорош. Царица следовала под другим балдахином, тоже в мантии и короне. Но как мелка казалась она в сравнении с ним. Из одного собора в другой переходили они, прикладываясь к мощам, шли по красному сукну, толпа их тесно окружала, оглушая криками «ура». Звон большого колокола на Иване Великом заглушал ликование народа, а синее майское небо и яркое солнце дополняли картину. Мы, дамы, после завтрака в различных комнатах дворца опять высыпали на Красное крыльцо и видели всю эту картину, и радостно бились наши русские сердца!
Обед Царей происходил в Грановитой палате. Сидели они рядом, Царь с Царицей, и высшие чины Двора подавали им блюда, наливали вино. Не раньше 3 часов кончился весь церемониал этого утомительного дня. На следующий день был куртаг
[66]. Вечером поехали мы во дворец опять в русских платьях. Красиво, тысячью огнями горели роскошные залы. Электричества тогда еще не было. Начался полонез при звуках польского из «Жизни за Царя». Опять в том же порядке, как при выходе, вышли из своих апартаментов Царь с Царицей, все великие князья, все иностранные принцы и представители различных Дворов и попарно шествовали по залам, кланяясь нам, стоящим на их пути. Красивы были различные мундиры, бухарские халаты, персидский принц с бриллиантами повсюду.
Я вышла на террасу любоваться Москвой. Была чудная теплая ночь.
Иллюминация была поразительна. На фоне неба виднелся купол храма Спасителя, окаймленный огнями, фейерверки блистали повсюду, посылая снопы света во все направления…
Был бал у кн. Долгорукова и в Собрании. Нас постоянно посещали разные высочайшие особы, великие князья, которых бабушка всегда приветливо и ласково принимала. После всех торжеств уехали мы в Петровское, где мирно и тихо прошло лето. Папа́, как вице-губернатор, не мог часто приезжать. Забыла еще упомянуть о baisesmain
[67], это произошло в один из дней после коронования. В Андреевском зале Императрице представлялись все дамы, начиная с высших чинов. Царица, стоя, давала целовать свою руку. Церемониймейстеры нас поставили каждую по рангу, так мне пришлось идти и нести шлейф жены губернатора. Не доходя до Царицы, нужно было опустить этот шлейф и уже издали сделать три реверанса. Третий совсем близко от трона. Царица протягивала свою руку знакомым дамам, она не давала целовать, а наклонялась и говорила несколько слов. Помню то чувство робости при этой церемонии. Я боялась не вовремя выпустить шлейф губернаторши, споткнуться, приседая, и многих других ужасов, но все сошло благополучно.
Уединение Петровского благотворно подействовало на нас, хотя папа́ по службе только приезжал отдыхать по субботам и оставался до понедельника утром. В его отсутствие я, конечно, бывала больше с детьми, играя и занимаясь с ними у избушки. Соседей было тогда мало, наезжали Голицыны из Никольского, Хвощинские из Власихи. В Архангельском Юсуповых еще никого не было. На следующий год они водворились в этом чудном имении и постоянно туда приезжали.
