Однажды в маленькой деревушке на тракте между Ишимом и Тобольском после обеда и отдыха для людей и лошадей к нам подошел старый крестьянин и спросил, куда мы направляемся. Мы сказали, что в сторону Ишима.
– Будьте осторожны, если не хотите, чтобы вас поймали большевики.
– Какие большевики? Что ты хочешь сказать?
– Мы только что получили приказ, принесенный из соседней деревни, приготовить восемьдесят телег для отряда красных, направляющихся этой дорогой от Ишима. Люди говорят, что их там разбили, и теперь часть из них направляется в Тобольск. Если вы поедете этой дорогой, вы точно встретите их через час или два.
Мы поблагодарили старика и решили спрятаться в лесу, пока отряд не пройдет.
Из нашего укрытия мы могли видеть часть дороги и с нетерпением ждали, чтобы красные проехали, тогда мы смогли бы двигаться дальше. Часы проходили, начался дождь, а нам приходилось тихо сидеть под деревом. Мириады комаров атаковали нас, а мы не могли отделаться от них. Нельзя было и думать разжечь костер, чтобы не привлечь к себе внимание. Темнело, и наши возницы потеряли терпение. Мы решили поехать, думая, что старик дал нам неправильную информацию. Даже если мы встретим отряд, тишина ночи поможет нам услышать их приближение заранее, и темнота спрячет нас в лесу. Но как раз, когда мы выбрались на тракт, мы услышали шум телег, цоканье лошадиных копыт и лай собак в деревне. Мы едва успели повернуть наши тройки и спрятать их ярдах в пятидесяти от дороги, как появились телеги отряда. Сами мы спрятались в кустах у дороги и наблюдали за ними, медленно едущими одна за другой с молчаливыми, угрюмыми людьми, сидевшими по два, по три в каждой телеге с винтовками в руках. Когда все восемьдесят телег проехали и вдали затих шум, поднимаемый ими, и улеглась пыль, мы вышли из своего укрытия и с чувством большого облегчения двинулись в направлении, противоположном тому, куда направлялись красные. Что бы ожидало нас, не предупреди нас старик вовремя? В любом случае встреча с побежденным жестоким врагом привела бы к тому, что у нас отняли бы все наши деньги и пожитки, если не жизнь.
Остаток путешествия прошел без приключений. На шестой день мы оказались на плодородных, засеянных пшеницей землях, окружавших Ишим. В Ишим мы въехали тем же вечером. Это было первое место, которое мы видели освобожденным от ига большевиков. Как приятно было видеть солдат и офицеров Словацкой армии с красными и белыми полосками на фуражках и добровольцев недавно сформированной Сибирской армии с зелеными и белыми знаками отличия! Казалось таким необычным после девяти месяцев жизни при большевиках читать плакаты на стенах, призывающие каждого присоединиться к антибольшевистскому движению или принять участие в земских и муниципальных выборах. Какая разница в том, что мы видели на улицах здесь и к чему привыкли в Тюмени! Это напомнило мне о чувстве свободы, испытанном мной в первые дни освобождения из тюрьмы. Мне казалось, что это чувство пробуждения от кошмара испытывалось всеми.
В тот же вечер мы сели в поезд и после ночи отдыха в спальном вагоне прибыли в Омск. Мы остановились в доме г-на К., во дворе его огромного мукомольного завода. Хотя Омск на четыре сотни верст к востоку от Ишима и, значит, дальше от Тюмени, мы решили остаться здесь до падения Тюмени, что, как нам сказали, не ожидалось вскоре. В Омске была Ставка штаба Добровольческой армии и недавно созданное Сибирское правительство. Здесь мы могли располагать последними новостями.
Дни проходили в разговорах и обменах мнениями, в основном людьми, которых кн. Львов и Лопухин знали по работе в Союзе земств во время войны. Многие из них не приняли участия в образовании нового правительства. Я бы сказал, что впечатление новой администрации было не очень обнадеживающим, большинство членов нового правительства не были опытными в этой работе, а пользовались популярностью в Сибири за свою прежнюю деятельность в муниципалитетах и кооперативных организациях. Они принадлежали к слою интеллигенции, и большинство из них были временными социалистами (меньшевиками), настроенными, несомненно, антибольшевистски и движимыми тем же энтузиазмом, который охватил все население. На чисто добровольной основе была создана армия, и дух ее был очень высок в то время. Каждый день мы бывали в Ставке армии, чтобы получать новости с фронта, но обычно получали разочарование от медленного продвижения к Тюмени.
Наконец через несколько недель мы получили радостные новости, что Ялуторовск, маленький городок в 80 верстах от Тюмени, взят и падение Тюмени ожидается в ближайшие дни. В тот же день мы распрощались с гостеприимными К-ми, с которыми делили опасности и трудности путешествия к Омску. И наше неразлучное трио отправилось на поезде к Ялуторовску.
О, этот маленький, пыльный городишко, где мы десять дней жили в сенном сарае, предпочитая его жарким, душным комнатам! Я никогда не забуду его. Какие полные тревожного ожидания дни провели мы там, прислушиваясь к грохотанию пушек на линии фронта, получая иногда обнадеживающие, а иногда скверные новости и думая с беспокойством о наших семьях по другую сторону линии сражения, среди стрельбы и сумятицы Гражданской войны! К счастью, для меня нашлась работа в маленьком бедном городском госпитале, я помогал местным врачам оперировать раненых, прибывающих с фронта. К концу дня мы купались в холодном быстром Тоболе. Это единственное, что спасало нас от изнурительной дневной жары, и то на время.
Когда радостная весть о том, что красные разбиты и эвакуируют Тюмень, достигла нас, мы наняли лошадь с телегой и ехали всю ночь за Русско-чешским отрядом, состоявшим примерно из тысячи человек. Не доезжая нескольких верст до Тюмени, мы свернули с дороги, а на рассвете нашли наши семьи вполне благополучными в той же татарской деревне, где мы оставили их шесть недель тому назад.
После нашего отъезда у них тоже было очень тревожно, явившиеся большевики искали нас, дом был обыскан сверху донизу. Позже линия фронта проходила в версте от их домов, бой развернулся в конце деревни, и они не решались выходить из дома.
Худшее кончилось, мы были вместе. Большевики были отброшены, и началась новая стадия революции. Какие радостные чувства переполняли нас тогда! Город был декорирован флагами, люди радовались и поздравляли друг друга с концом большевистской тирании, улицы были запружены людьми, приветствовавшими победителей, все выглядело, как во время Пасхи. Больше всего были счастливы горожане, освобожденные Добровольческой армией из тюрьмы, где едва избежали смерти, так как был отдан приказ расстрелять всех «буржуев», находившихся в тюрьме, но он не был выполнен из-за быстрого продвижения армии и решительных действий местных добровольцев. Красные так торопились, что предпочли ретироваться, а не стрелять. Как мы позже узнали, екатеринбургским узникам так не повезло. Расстрелы там начались раньше, во время эвакуации города, и многие известные горожане (некоторых мы знали по тюрьме) погибли при наступлении Сибирской армии, которая должна была освободить их.
После первых дней ликования началась работа по организации управления городом и областью. Я не принимал участия в этом, будучи слишком занят своими профессиональными обязанностями. Я записался добровольцем и был назначен хирургом в военный госпиталь в Тюмени. Раненые прибывали с фронта в большом количестве, и у меня было много дела, помимо моей практики. Несколько недель спустя я с некоторыми другими врачами организовал курсы для сестер. Все это отнимало большую часть моего времени, и у меня не оставалось его для гражданской работы. Да она и не очень привлекала меня, так как я не был согласен с тем, как действовала новая администрация, состоявшая в основном из социалистов, которым не хватало сильной воли и решительности в действиях. Единственной причиной, почему мы поддерживали городские власти, были их антибольшевистские тенденции и решение бороться с большевиками до конца. В это время армия очень успешно пополнялась на добровольной основе, и только офицеры были обязаны вновь возвратиться на службу, в основном в качестве солдат, и были полки, целиком состоявшие из таких офицеров.