— Здоровьица вам. Мы пойдём.
Угу, самое то — здоровьица пожелать... Тут пожеланиями не поможешь, тут надо новую голову заказывать на Али.
В коридоре, пропустив в светлицу служанок княжны Зимовлады, я выдохнула. Не люблю психов. Не внушают они мне доверия никак. А Забава приблизилась, шепнула с вопросом:
— И чё там? Как княжна-то?
— Тухло там, Забава, как в морге, — ответила мрачно, потом, заметив непонимающие глаза, поправилась: — В общем, всё плохо. Больше скажу, эту Зимовладу надо побыстрее отослать домой. У неё чердак подтекает.
— Как говоришь? — озадачилась ключница, а я закатила глаза:
— Ну, с головой у неё проблемка! — и прошептала: — Сумасшедшая она!
— Ох ты ж, Лада-матушка, — всплеснула руками Забава. — Как так-то? А ты как узнала?
— Не спрашивай, — опомнившись, строго ответила я. — Просто убирай её из терема.
— А Любава-то, Любава?
— Пойдём куда-нибудь. — я оглянулась. — Мало ли кто нас услышит!
— А пойдём! — решительно сказала Забава. — Ко мне и пойдём. Мёду пропустим чарочку! Княжнам можно, а и нам тоже!
Мы спустились по узкой лестнице в тёмный коридор первого этажа. Со страхом я думала, что теперь мне уж никак не вернуться к Ратмиру — заблужусь как пить дать! Потому что «спустились на первый этаж» в этом тереме означало совершенно иное, чем, к примеру, в моей девятиэтажке. Там — по прямой вниз несколько пролётов. Тут — один пролёт, извилистый коридор, ещё полпролёта, ещё коридор, несколько ступенек и снова коридор.
— Ходи сюда, травница.
— Иду, ключница, — буркнула я. Неужели так трудно запомнить имя?
— У меня в закутке бочонок мёда припрятан, — она подмигнула мне и вдруг преобразилась. Теперь это была просто женщина — симпатичная, умная и добрая. Она буквально втолкнула меня в маленькую комнатку с печью в стене. В комнатке стояли топчан, стол и стул, а на столе лежали стопки квадратных тряпиц, исписанных мелким почерком. Забава просеменила в уголок, за цветастую занавеску, и вынесла оттуда две деревянных плошки, чарку и маленький бочонок.
— Давай-ка, садись, расскажи мне про невест, Дана.
— Я Диана, — фыркнула, но Забава с нажимом сказала:
— Дана будешь, а иноземные имена у нас не в почёте. Знаешь ведь, кто пришёл из других земель и тут остался жить, должен принять наши устои и наши порядки.
Передо мной появилась плошка, наполненная почти до краёв тягучим тёмно-золотистым напитком. Забава села на топчан и кивнула:
— Ну, за будущую свадьбу.
— Чтоб её бабайка унёс, — добавила я и выпила до дна.
Мёд оказался сладким, но не слишком. Медовуха... Женское пиво. На вкус неплохо, но слабенькое. Забава пила свой мёд маленькими глоточками и ухала после каждого, будто стопку водки махнула. Потом вытерла раскрасневшееся лицо и глянула на меня — вроде и добро, а вроде и виновато. Сказала:
— Ты, травница, на Ратка не серчай.
— Чего бы мне на него. серчать, — пробормотала я, черпанув полную чарку в бочонке и снова наполнив свою плошку.
— Что ж я, не понимаю, что ли, — вздохнула Забава. — Он должен жениться, а ты его любишь. Выхода у него нет. Добрыне, говорит, не хочет княжество отдавать, молод да горяч. А кому? Наследника-то нет!
— Отрада есть.
— Э-э-э, куда ты загнула! Девчонку на княжество?
— История знает успешных правительниц, — сказала я задумчиво. — Елизавета, Екатерина, а ещё английская королева! И эта. как её? Ну ещё эпоху целую её именем назвали! О, Виктория!
Я осеклась и с опаской глянула на Забаву. Та смотрела с прищуром. Я добавила:
— Это я так мечтаю. Потому что мы, женщины, вполне способны править хоть княжеством, хоть королевством!
Забава рассмеялась, потом кивнула и рукой махнула:
— Способны-то мы способны, токмо кто ж нам дозволит?
— Вот то-то и оно, — вздохнула я. — Ничего тут женщинам не дозволено.
— А нам скучать и мыслить обо всём этом некогда! — подбоченилась Забава. — Вона, все бабы к ночи готовятся, а почему?
— Да, почему? — заинтересовалась я.
— Потому что Мокошьина ночь! Наша, бабья!
Она наклонилась ближе и прошептала:
— Бабы в лес пойдут сегодня, снежный цветок искать. И я пойду! Айда со мной?
— Что за цветок такой?
— Снежный цветок, Мокошьин цветок — это всё для бабы! Которая найдёт его — будет счастлива всю жизнь! И муж её будет любить, и детки здоровые да работящие станут, а у кого нет ещё — так в тот же год замуж и выйдет!
— И где же этот цветок растёт? — хмыкнула я скептически. Забава снова зашептала:
— А никто того не знает. Уж сколько лет его не видели! А мне моя нянюшка в детстве баяла: её мамка нашла снежный цвет да хранила его под подушкой, а весной к ней сам кузнец посватался!
— И что, вот прямо все-все желания исполняет этот цветок? — задумчиво спросила я, представив себе Ратмира и себя перед священником... Нет, кто тут у них женит? Волхв? Жрец? Неважно! Конечно, я не верю в эту всяческую фигню, но, с другой стороны, и кикимор не должно существовать!
— Все-е-е, — протянула Забава мечтательно. А потом вздохнула и выпила остатки из своей плошки. Махнула рукой: — Давно уж никто не находил Мокошьин цвет. Я мыслю так: она на людей осерчала.
— С чего бы? — фыркнула я. Вот ещё боги будут на людей обижаться. Мы тогда вообще сразу все умерли бы. Но не стану же я разубеждать верующего человека в том, что бога нет! — Мокоши вашей нет до вас дела.
— Вот будешь так говорить, и на тебя Мокошь осерчает, а уж если Мокошь осерчает — ни за мужем не будешь, ни детей не заведёшь!
Я только отмахнулась, но снежный цветок запал в память. Найти его, выйти замуж за Ратмира и жить, как у Христа за пазухой. А что, неплохой план! Даже если я не верю в существование всяких магических цветочков. Папоротник тоже никто не видел, а все о нём говорят и мечтают. Мечты и легенды на пустом месте не возникают! Значит, где-то что-то есть.
— Ладно, Забава кхм Путятишна, айда искать снежный цвет, — я встала, с сожалением посмотрев на бочонок мёда, но решительно отвернулась и пошла к двери. — А то мы с тобой тут упьёмся вдвоём.
— Упьёмся, — согласилась Забава. — Только я не Путятишна, тятю нашего, князя светлого, Велимиром звали.
— Князя? — я резко обернулась и упёрла взгляд в глаза Забавы. — Ты княжна?
— Княжна, — она так вскинула голову, что я сразу поняла — правда. Она княжна и сестра Ратмира и Добрыни.
— С ума сойти, — пробормотала я. — Тогда я схожу проведаю твоего брата. И твою племянницу.
Кого-кого?
