— Тьфу на тебя! — засмеявшись, сказала она. — Испугал. Я не думала, что ты настолько близко и так быстро придешь!
— Питаю жалкую надежду на то, что ты все равно мне очень рада, строгая моя красотка.
— Оборотень, где воспитывают таких романтических воинов?
— Жизнь, милая, воспитывает. Жизнь. У меня была хорошая учительница.
— По русскому языку и литературе?
— Нет, по жизни.
— Не поняла.
— Как-нибудь расскажу.
Он подошел к девушке и очень нежно привлек ее к своей груди. Она тоже очень нежно обхватила его руками и прижалась грудью к его груди.
— Мне страшно, Оборотень, ты скоро закончишь это дело, и мы больше, скорее всего, никогда не увидимся.
— Ты хочешь сказать, что будешь скучать?
— Именно это я и собиралась сказать.
— Повторяю: не торопи события, не догадывайся, не предполагай, а то жить станет скучно.
— Я живу не разумным расчетом, а эмоциями. Какие есть, на те и отзываюсь. Кстати, как твои дела? Много ли нам осталось времени?
— Может быть много времени, но мало счастья…
— И может быть мало времени, но много счастья, так?
— Ты способная. Улавливаешь на ходу, учишься быстро.
— Все равно мне приятно знать, на что можно рассчитывать. Каков тот минимум времени, из которого можно выжимать максимум счастья? Как твои дела? Что ты хотел обсудить с Игорем?
— Я не хочу думать об Игоре, я намерен пользоваться тем, что он отсутствует.
Парень взял ее голову в ладони и мягко повернул ее лицо вверх, наклонился и поцеловал в губы.
— Прямо тут? — выскользнув на миг из поцелуев, спросила Лена.
— Точно! Это же моя мечта с того самого момента, как я пришел и тебя тут увидел.
Он взял ее на руки и понес в кабинет. Девушка расслабилась и полностью доверилась парню, ожидая получить, как всегда, бездонную заботу и изобретательную ласку.
Оборотень, осмотревшись, подошел к окну. Подоконник был довольно широкий, но не такой удобный, как, например, кресло или, кстати сказать, тот же стол.
— Я там не помещусь, — с сомнением предположила Лена, тем не менее с интересом ожидая, что он придумал на этот раз.
Он посадил ее на окно, почти как воробья на жердочку, потому что даже для стройной Лены ширины подоконника было маловато, попросил не уходить и отошел к бару. Из него была изъята на белый свет только бутылка дорогущего коньяка, ни рюмок, ни бокалов, ни даже стаканов он не взял. Лена с удивлением наблюдала, как парень, медленно подходя к ней, так же медленно откручивал пробку.
— Я тебе дам ощутить себя оболочкой, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Если будешь слушаться, то получишь, я обещаю, ощущения и снаружи и изнутри, причем разные, одновременные и сильные. Ты растеряешься в том, за какое из них хвататься. Ты будешь ловить их за хвосты, потому что они будут ускользать, как крысы разбегаются под неловкой рукой. Ты будешь тянуть сознание то к одному из них, то к другому, и каждое из них, как запретный плод, будет казаться безмерно сладким.
— Звучит заманчиво. А что надо делать? Это не больно?
— Я постараюсь, чтобы было не больно.
Лена испугалась такой перспективы, вмиг посерьезнела и спрыгнула с подоконника. Но отойти она не успела. Оборотень подошел вплотную, поцеловал ее в макушку и сказал, что он пошутил. Потом он сразу же протянул ей бутылку коньяка:
— Пей. Из горла.
— Я не могу так.
— А ты не думай, можешь или нет. Ты просто пей. Пей, пока я не скажу «стоп».
Она с сомнением взяла бутылку из его рук, запрокинула и начала глотать сладкую и горькую, да еще и жгучую жидкость. Первый глоток обжег горло. Лена чуть не подавилась. Она попробовала опустить бутылку, но мужчина придержал ее рукой, не дав оторвать горлышко ото рта. Другой рукой он нагло, по-хозяйски расстегнул сзади молнию на юбке. Лена подергалась, пытаясь свободной рукой дотянуться, чтобы остановить его руки, но он успел раньше и уже схватил девушку за ягодицу. Он сжал ее так больно, что Лена застонала. Девушка совершенно растерялась, не зная, с чем бороться: то ли с коньяком, то ли с наглым мужланистым вторжением. А коньяк все лился в горло, потому что Оборотень не давал опустить бутылку. Она задергалась почти как в конвульсиях.
— О, меня так возбуждает, когда ты так вот трепещешь, — прошептал он ей на ухо. — Ты сейчас как умирающая жертва.
Лена опешила и прекратила дергаться — чтобы не доставлять ему такое удовольствие. И вдруг он сам взял бутылку из ее рук.
— Стоп, малышка, а то упадешь раньше времени. К тому же теперь моя очередь.
Он резко повернул ее задом и окончательно спустил, сбросив на пол, юбку. Одной рукой он, держа бутылку за горлышко, все же обхватил девушку за талию, а другой резко надавил на плечи, заставив ее чуть ли не переломаться пополам. Она резко наклонилась вперед.
Коньяк уже горел по всей груди и в желудке; кажется, он добрался и до головы. Все вокруг стало казаться более мягким, чем было всего лишь пару минут назад. Все стало не только мягким, но и шатким. Девушка для верности оперлась руками о подоконник. Оборотень, подергиваясь, возился сзади, он расстегивал штаны.
— Молодец, детка, — бормотал он, — отличная позиция. Ты как профессиональная б…дь. Только еще ниже!
Он с силой надавил ей на плечи между лопаток.
— Животное, мне больно! — взвизгнула девушка, но все же сильно прогнулась в груди.
— Зато ты слушаешься.
И тут он резко, без предварительных церемоний, ткнулся в нее, причем сразу очень глубоко. Девушка ойкнула и застонала. Он поставил бутылку рядом с ней и взялся обеими руками за бедра, то придерживая, то усиливая ее движения.
— Расслабься, ничего не делай, ничего не делай, — бормотал он.
— Я что же, дупло, чтобы ничего не делать? — кое-как между рывками и толчками умудрилась возмутиться Лена.
— Сегодня — да, сама сказала «дупло». Мне нравится, девочка моя. Расслабься.
Лена обиделась и попыталась вырваться, чтобы прекратить это безобразие.
— О! — тут же застонал мужчина сзади. — Это прекрасно! Спасибо, малышка. Можно еще раз!
Она резко затихла. Потом, слегка развернувшись, взяла бутылку, немного отодвинулась от окна, чем заодно, как ей со злорадством показалось, создала помеху в утехах этому жлобу сзади, и, таким образом приспособившись, снова приложилась к горлышку.
Коньяк смешно заливался в горло в такт толчкам сзади. Оборотень, с силой надавливая, гладил ее по спине. Внутри булькало терпкое тепло. За окном ходили люди, не поднимая головы на ее окно и не подозревая, насколько ей плевать на их мелочную жизнь. День угасал, уже зажигались огни. Голова кружилась. Все плыло, все путалось, Лена даже забыла, кто стоит у нее сзади.
