В первый раз она быстро захлопнула эту папку, осознав, что непристойные детали могли лишь усилить ее мучения. Фредди отдал папку как доказательство, поскольку сразу Поузи просто не смогла принять то, о чем он сообщил. Впоследствии она поняла, что все встало на свои места. Поняла, что ее любимой бабушке пришлось сделать все возможное для ее защиты: долгие годы удерживать в Корнуолле, где она едва ли могла услышать, что ее любимый отец сидел в тюрьме, а впоследствии предстал перед судом за убийство дяди Ральфа.
– Отца Фредди, – прошептала она, все еще не в силах постичь эту мысль.
И разумеется, в газетах ее упоминали как «Адриану Роуз» – именно эти имена заставили Фредди понять, кто же она на самом деле, в тот вечер, когда он сделал ей предложение. Ничто не могло связать Поузи, девочку, жившую в крошечной деревеньке близ Бодмин-Мур, с ужасным событием, завершившимся на виселице в Лондоне.
Поузи лишь жалела, что она уже не может спросить свою любимую бабушку, как же она вынесла позор и боль того, что ее сына судили за убийство и в итоге повесили за это преступление. В памяти всплыли образы бледного и напряженного лица бабушки… в тот день, когда пришла телеграмма, за несколько часов до того, как мать приехала сказать, что отец погиб… и все те бабушкины поездки в Лондон, вероятно, чтобы навестить, а потом и в последний раз проститься с сыном…
– Как же она выдержала общение с маман? – прошептала Поузи, глядя в потолок.
Ведь измена этой женщины побудила ее сына убить человека.
Позднее Поузи прочитала в старых газетах, что защитник ее отца ссылался на то, что Лоренс, много лет рисковавший жизнью, защищавший свою страну, пострадал психически. Он взывал к снисходительности, доказывая, что нервы героя войны были издерганы лотереей возможной смерти, которой он ежедневно подвергался, летая над Европой. Очевидно, судебный процесс разделил страну, обеспечив средства массовой информации достаточным количеством корма для заполнения газетных страниц общественным мнением, раскачивавшимся то в одну, то в другую сторону.
«А если бы ему сохранили жизнь? – подумала Поузи. – Приговорили бы к пожизненному заключению? Что они сказали бы мне тогда?..»
Больше всего ее разозлило то, что мать практически сразу укатила за границу, быстро начала новую жизнь, бросив старую, словно ненужное платье. Она сбросила его и быстро приобрела новое.
– Оставив в прошлом и меня, – громко добавила Поузи в дополнение к подступившим слезам. – Ох, бабуля, как бы мне хотелось поговорить с тобой…
В конце концов она поднялась с кровати и отправилась в единственное убежище, где могла обрести утешение. Впервые она с благодарностью подумала о сорняках, которые вырастали на цветочных клумбах независимо от времени года. И пока она дергала их из земли, ее чувства начали проясняться, однако в голове роилось такое множество вопросов, что она едва не сошла с ума от расстройства. Бабуля и Дейзи уже умерли, а с единственным человеком, который мог бы ответить на них, Поузи могла больше не увидеться. Ведь ее отец убил его отца, разрушил его детство, пока она пребывала в блаженном неведении.
Поузи вздрогнула, вдруг вспомнив, как часто она впадала в лирику, расписывая Фредди своего замечательного отца, и осознала, что именно Фредди стал настоящей жертвой. Не удивительно, что он бросил ее, узнав, кто она такая на самом деле. Не Поузи, не та женщина, которая, как он однажды сказал, озарила его жизнь, а Адриана Роуз, дочь человека, который навсегда отнял у него отца.
Естественно, Фредди предполагал, что она все узнала, что за полвека кто-то мог сообщить ей, но никто не сообщил. Поузи вновь вспомнила то время, когда она вернулась в Саутволд и Адмирал-хаус со своей молодой семьей. Порывшись в памяти, она смутно припомнила странные взгляды одного или двух местных жителей. Тогда она просто предположила, что так они встретили чужака, появившегося в небольшом сообществе, но, оглядываясь назад, поняла, что реальная причина была совершенно иной.
Она испытала жуткий стыд… из-за позорного пятна, оставленного в прошлом ее отцом, это прошлое преследовало ее по сей день, и оно, по иронии судьбы, изменило ход ее жизни. Если бы он сдержал свой гнев, то они с Фредди могли бы пожениться, как собирались, могли бы растить вместе детей и счастливо жить…
– Ненавижу ли я своего отца? – спросила она садовую вилку, вонзив ее в подмерзшую почву, чтобы выкопать корни сорняка.
Этот вопрос Поузи задавала себе снова и снова, но ее сердце отказывалось выносить вердикт. Она даже подумывала, не послать ли ей в интернете одно из тех анонимных писем, что так раздражали ее саму; оставалось лишь надеяться, что оно быстро вызовет отклик и она получит хоть какой-то ответ.
Поузи допила чай, прислушиваясь к тишине дома и поеживаясь. И в довершение всего хоть какие-то шансы быстро уехать из того самого дома, что стал свидетелем трагедии, и начать с чистого листа где-то в другом месте, теперь оказались отложенными. Неудивительно, что Фредди пылко поддерживал ее желание переехать. Она совершенно не представляла, как он сможет хотя бы приблизиться к дому, где хладнокровно убили его отца.
В общем, зализывая десять дней свои раны, Поузи осознала, что выжить ей помогут только мысли о будущем. Она могла выставить Адмирал-хаус на открытый рынок, продать его и уехать, возможно, вообще из Саутволда. Но что станет с ее любимыми внуками, с ее работой, с ее жизнью? Поузи знала много своих сверстников, которые, выйдя на пенсию, уехали в теплые края, но она была не замужем и жила одна; и кроме того, наверняка она знала только одно: что прошлое останется с тобой, как бы сильно ты ни стремился убежать от него. И возможно, этот дом и все случившееся в нем определено ей судьбой: как мисс Хэвишем
[49] с ее потерянной любовью, и она будет торчать здесь до смерти, постепенно ветшая вместе с Адмирал-хаусом…
– Прекрати, Поузи!
Приезд Эми разрушил колдовское оцепенение. Более всего Поузи страшила мысль о том, что ее будут жалеть, считая жертвой.
– Хватит потакать собственным слабостям… ты должна взять себя в руки, – приказала она себе.
Мысли о том, что Эми, приехав домой, скажет ее сыну о странном унынии его матери, хватило, чтобы в ней зародилась здоровая злость.
Это вызвало еще один вопрос: расскажет ли она своим мальчикам то, что недавно узнала об их дедушке?
«Нет», – мгновенно откликнулся мозг.
– Да, – сказала она вслух. Подумать только, до чего довело ее саму стремление взрослых защитить детей. Кроме того, сыновья уже взрослые и никогда даже не знали своего дедушку. Да, в подходящее время она расскажет им.
Она подошла к радиоприемнику и решительно включила его. Потом собрала все ингредиенты для кекса, который завтра отвезет своим внукам.
