Костёр горел хорошо. Пламя плясало едва-едва по поверхности горючего хлама — не коптило, но и высоко не взвивалось, отдавало тепла ровно столько, чтобы было комфортно тем, кто находился рядом — мальчишке лет одиннадцати-двенадцати, раскинувшемуся в проржавевшем стоматологическом кресле, и узкоглазой черноволосой девочке, сидевшей от него по правую руку на старом пластиковом ящике.
Мальчишка, хотя и был одет в шмотки с чужого плеча, вид имел самый авторитетный и важный, а в руках гордо крутил здоровенный пистолет. Главарь. А что за главарь без помощника? Точнее, помощницы. Пускай тощая, мелкая, зато юркая и бесстрашная. Пацаны долго гадали: кто такая эта узкоглазая, откуда взялась? Но Лето сказал, как отрезал: «кореянка». Так и порешили.
Девчонка была модная — в дутой курточке (конечно, рваной и с заплатками, но почти по размеру) и даже штанцах по возрасту. Таких выпендрёжных, с ремнем-цепочкой на поясе. А на цепочке блестящие сердечки. Красота!
В двух шагах от кресла вожака и его поверенной устроился прямо на полу щуплый белобрысый мальчишка лет девяти. Этот одет был, как все беспризорники — во взрослую куртку с подрезанными по росту рукавами и взрослые же подвернутые штаны, зато таскал на поясе понтовый нож! По обуху шла пилка, а если соединить с ножнами, то получались кусачки. Правда, ни пилить, ни кусать до сих пор как-то надобности не возникало…
Белобрысый, насупившись, слушал старшего.
— Шустрый, — вожак, наконец, спрятал пистолет под куртку, а вот девочка, наоборот, выразительно положила руку на шило за поясом, — харэ уже тупить. Брошенное ничего не стоит. Ваще ничего, понял? И не фиг в чужие замесы лезть. Нам сейчас надо ходить тихо, смотреть, слушать, запоминать. А подбирать только то, что совсем уж плохо лежит.
— Блин, Лето, столько добра мимо проходит! — взвыл белобрысый и даже подскочил.
— Я сказал: харэ тупить, — жёстко повторил Лето, а девчонка рядом с ним насупилась еще сильнее и как-то вся подобралась. — Чё Ушлый делает? А корейцы? Сидят и ждут. Дождутся — сразу отработают и поднимутся. Ты Керро давно видел?
— Давно… — Шустрый заметно потух.
— Во-о-от, — со значением протянул Лето. — Он не носится, не лезет в замесы, а исчез и что-то своё работает. А если вдруг у тебя в голове херня завелась, ты лучше лбом об стенку постучись. Потому что если ещё ко мне полезешь, то я твою тупую башку сам разобью на хер. Осознал?
Белобрысый открыл уже рот, чтобы что-то возразить, но в этот момент по короткому тросу из широкой щели в потолке соскользнули двое: совершенно одинаковые с лица мальчишка и девчонка лет восьми. Мальчишка, спрыгнул на пол и заорал в восторге:
— Три опиздюлины опять наширялись, как тогда летом! Идут и одиночных баб валят, а одна уже куртку скинула!!! Всё, как тогда!!! Лето, ты по три креда за каждую их шмотку обещал!!!
— Гони сюда!
Главарь, получив куртку, тут же исчез в узком лазе между стеной и обрушившимся перекрытием потолка. Вернулся через несколько минут и сказал мальчишке из близняшек:
— Держи.
Три креда перекочевали к счастливой парочке, а Лето, сунув в рот два пальца, резко свистнул:
— На выход! За опиздюлинами! Что бросят — подбирать сразу. Не успели — запомните, кто ухватил. Какая упадет — налетели, обобрали и в стороны. За каждую шмотку пять кредов, плюс всё барахло из карманов отдам!!! Ну, а не упадут сами… — вожак осклабился и хлопнул рукой по пистолету под курткой. — Поможем.
— Йоху! — запрыгала радостно девочка-близняшка и сдернула с головы бесформенную шапку, демонстрируя короткий ежик едва-едва отросших волос. — Йоху-у-у!!!
Когда верные «бойцы» Лето умчались исполнять поручение, мальчишка припомнил слова Су Мин: «За каждую ключ-карту, которую снимешь с этих трёх, получишь по три сотни. И очень надеюсь, что ты не попытаешься меня кинуть». Лето тогда ещё подумал: «Чё я — совсем без мозгов? Тебя кинешь, потом по кускам собирать будут». Кореянка же, словно прочитав его мысли, мило улыбнулась и добавила: «И не дай тебе Трое кому сболтнуть о моём интересе».
— Погодь, — вожак придержал за локоть напарницу.
Девочка посмотрела на него из-под длинной сальной челки с угрюмым недоумением.
— Пусть бегут, — сказал Лето и пояснил: — На улице холодища. А эти три дуры, раз уж раздеваться начали, быстро замёрзнут. Наши сами справятся. А мы с тобой пока на лёжку к ним сходим, — он усмехнулся вопросительному взгляду подруги. — Знаю я, где их лежка, знаю.
* * *
Рамон слегка поёжился, стоя у двери непримечательного с виду двухэтажного дома. Со стороны поглядишь — ни красоты, ни шика, ни даже надёжности. Ветхие стены, облупившаяся штукатурка, крыша какая-то облезлая… Ушлый и сам с виду такой вот простенький, безобидный, на унылого задрота похож. А ворочает делами, какие не снились ни Патлатому, ни Бивню, несмотря на всю их брутальность.
И вот Рамона пускают в святая святых — дом бонзы. Мля, очково-то как… Прийти на хату авторитета всего-то через месяц работы в группировке! Это или взлёт, или… залёт. Лучше бы первое, конечно. О втором даже думать не хочется.
Поневоле вспомнилось, как полчаса назад Батый будто бы вскользь уточнил:
— Сколько человек знают про твое участие в убийстве бивнястого?
— Один, и он на дно уже лег, — честно ответил Рамон.
— Отлично. Когда вся эта фигня закончится, познакомишь. Мне толковые люди нужны. Да и тебе они тоже пригодятся. И учти: ты про свою банду и её дела не в курсе.
Капец. Встрял, так встрял. Получается, Ушлому кто бивнястого мочканул — знать не нужно. Ёп. А ведь поговаривают, будто у него в башку детектор лжи встроен! И как теперь не спалиться? Батыю-то по фиг, вон, спокойный, как киборг, а ему — Рамону — каково? Он с Ушлым говорил-то один раз всего. То есть, Ушлый с ним. И не говорил, а поставил в известность, как относится к рэперским шмоткам. До сих пор стрёмно, что привлек внимание старшего не работой, а дебильным прикидом. Но кто ж знал, что у него в банде так с этим строго?
Это потом уже Рамон обратил-таки внимание, что люди Ушлого и впрямь сильно отличаются от всех прочих — нормально одетые, правильно говорят, спокойно себя ведут… И в доме-то, вон, как всё… обалденно!
Внутри особняк и впрямь напоминал кадр из какого-нибудь крутого стереофильма: лестница, ковры, элегантная мебель, чистота, мягкий свет… Ничего лишнего, никакого пафоса, но выглядит так, что хочется идти по стеночке и благоговеть. Мля, неудивительно, что бонзе не понравились Рамоновы шмотки и сальные дреды.
— Чего замер? Разувайся, — подтолкнул молодого в спину Батый.
Рамон поспешно стянул изношенные стоптанные кроссовки и украдкой заправил носок между пальцами, чтобы скрыть дыру.
— Идём, — махнул Батый и отправился вверх по лестнице.
Чикано заторопился следом, на ходу одёргивая одежду и досадуя про себя, что брился целых три дня назад. Но кто ж знал-то, блин!
