Но движение по дороге направлено не только в одну сторону. И к гавани идёт поток товаров, которыми славится Крит: керамика, изделия из металла, вино, оливковое масло. Большей частью эти товары менялись за морем на медь, олово, слоновую кость, пурпур, страусовые перья для обязательных султанов на шапках придворных, и золото. А ещё из Крита вывозили кипарисовые брёвна, которые пользовались большим спросом в безлесной Та-Кем
[3] — Чёрной Земле. Этого добра на острове хватало, так как его горы были сплошь покрыты дубравами, рощами кипарисов и сосен. Поэтому, едва над горизонтом появился пресветлый лик звёздного Адиунского быка (так жители острова называли солнце), к гавани потянулись огромные арбы с длинными стволами кипарисовых деревьев.
В пригороде Коносо не встретишь дворцов и просторных вилл. Большей частью это скромные жилища на пять-шесть небольших помещений, стены которых сложили из кирпича-сырца (только угловые столбы строители вывели из дикого камня — для большей прочности), с глинобитным полом и примитивными плоскими крышами, что вовсе не смущало хозяев, а скорее помогало с комфортом переносить капризы природы. Ведь на прохладной глинобитной крыше очень хорошо спится в ночную пору, когда уйдёт дневной зной. Чтобы отдохнуть в светлое время суток, в жаркий полдень на многих крышах устраивали навесы для тени. Собственно говоря, они нужны были и ночью — когда пойдёт дождь.
Двухэтажные дома на окраине встречались редко, в основном это были жилища моряков и ремесленников, более состоятельных, нежели остальной люд пригорода. Тесно прижатые друг к другу, дома образовали узкие кривые улочки, что очень удобно для хозяек — можно поболтать, не заходя к соседке, а просто высунувшись из окошка.
Даро проснулся от того, что в открытое окно его комнаты на втором этаже впорхнула ласточка. Вместо того, чтобы сразу вылететь наружу, она защебетала, а затем выдала такую потрясающе звонкую переливчатую трель, что юноша мигом соскочил с постели. Казалось, что ласточка заглянула в спальню Даро только по одной причине — чтобы разбудить его. Или сообщить важную весть. Но какую именно — хорошую или печальную?
Сон пропал мгновенно. Даро сильно встревожился. Ведь залетевшая в дом птица — примета нехорошая, в большинстве случаев предвещающая скорое известие о смерти близкого человека, к тому же находящегося на большом расстоянии от дома. А отец Даро был кибернетосом — кормчим, и находился в дальнем плавании. Самой зловещей приметой было появление в жилище вороны или воробья. Воробей вообще считался на острове «проклятой» птицей, которая, залетев в дом, могла накликать смерть близких. Но, с другой стороны, ласточка, влетевшая в окно, обычно приносила добрые вести, предвещавшие удачу или появление в доме множества гостей. Значит, отец скоро вернётся и в доме будет пир по случаю его возвращения?
Ласточка, прощебетав на прощанье, растворилась в оконном проёме, а Даро вспомнил, что сегодня у него важный день. Собственно говоря, новый день начался ещё вчера, с закатом солнца, как это было принято на Крите, но ведь тёмное время суток боги определили для отдыха людей, и юноша воспользовался этой привилегией в полной мере — его сон был крепок и глубок.
Акару, дед Даро, кибернетос в отставке, когда отошёл от дел, стал заядлым ловцом жемчуга. Его неожиданное увлечение стало и развлечением, и отличным способом поддерживать свою физическую форму, и возможностью получить неплохой доход, ведь жемчуг ценился очень высоко. Вчера дедушка прислал своего слугу, который сообщил Даро, что хозяин нашёл место, потрясающе богатое раковинами-жемчужницами, и если внук пожелает присоединиться к нему, то он будет очень рад.
Даро спустился на первый этаж дома, где находился обеденный зал. Там уже хлопотала рабыня-ахиява
[4] — женщина в годах, которая заменила Даро мать. Рабов на острове было немного — в основном из числа захваченных в плен чужеземцев. Часть из них — в большинстве своём женщины — служила в качестве домашней прислуги, а рабы-мужчины использовались при сооружении дворцов и других крупных построек.
Мать Даро умерла рано — когда ему исполнилось всего четыре года. Её прекрасный и любимый облик виделся ему далёким, размытым, неясным, словно он всматривался в прошлое через туманную дымку. Отец так и не женился — морскому бродяге просто было недосуг обзаводиться новой женой. К тому же, он очень любил мать и не мыслил себе совместную жизнь с другой женщиной. Конечно же по прибытии из дальнего плавания отец не отказывал себе в маленьких мужских удовольствиях, и Даро это знал, но чужих женщин домой он не приводил, а остальное юношу не волновало.
Жилище Даро было просторным и красивым. Отец был не только всеми уважаемым кибернетосом, но ещё и торговцем, поэтому относился к зажиточным жителям Крита. Верхний этаж дома был жилым, а нижний служил хранилищем для продуктов и товаров.
Отец любил комфорт, поэтому внутренне убранство дома он обустроил наилучшим образом. Колонны портика были окрашены в красный цвет, — точь-в-точь как во дворце самого миноса
[5], правителя острова, стены украшала дивная цветная роспись, полы были не глинобитными, как у многих жителей пригорода, а мозаичными, везде стояли красивые напольные вазы, а на полках радовали глаз чудные кубки на высоких ножках работы местных мастеров, разнообразные чаши, расписные блюда и кратеры
[6], которые отец (его звали Видамаро) привёз из-за моря.
По сравнению с другими постройками пригорода, сильно скученными и невзрачными, при доме Даро был разбит сад и цветники, подворье было застелено каменными плитами, а под полосатым холщовым навесом стояла большая бронзовая печь — гордость Видамаро. Такой диковинки не было ни у кого в округе. Видамаро радовался, когда поглядеть на диковинку к нему приходили даже придворные.
Кибернетос выменял печь на изящную тонкостенную расписную посуду (её делали только гончары Крита) у дарданца, торговца далёкого Илиона
[7], что само по себе уже было дивом. Дарданцы слыли большими гордецами и относились к кефтиу (так жителей Крита называли в Та-Кем, и это название со временем прижилось и среди самих островитян), несмотря на то что они практически владели всей Эгеидой
[8], весьма снисходительно, чтобы не сказать больше.
