- Люськ… - он пересел на кровать, развернул меня к себе за подбородок. Жёстко придержал, чтоб не дергалась. – Почему не сказала ничего? Про Старика?
Сууука… Подпол! Убью ведь…
- Почему я от постороннего узнаю? А? Люсь?
- А что бы это изменило?
- Да все!
Макс неожиданно сжал кулаки и спрыгнул с кровати, заходил взад и вперед, поглядывая на меня так злобно , словно это я была во всем виновата. Ну, часть вины, конечно же, была на мне, но в целом…
- Все бы изменило, Люсь! Я бы не стал тебя таскать по всей стране! Понимаешь? Я бы … Я бы его, сучару…
- Ну да. И второй раз присел бы, - перебила я его спокойно, - а я куда? Ты подумал обо мне?
- А ты? Ты обо мне подумала, когда такое сделала?
Он опять сел на кровать, схватил меня уже за оба запястья, заставил смотреть в глаза. И я поразилась тому, сколько в них вины и раскаяния.
- Я вообще… Ты понимаешь, что я себя полным дерьмом чувствую… Тогда, семь лет назад, только о себе думал… Вперся… Тебя оставил. Одну. С этим… Сука… - он отчетливо заскрипел зубами, ударил кулаком по кровати.
- Это он все сделал. Он мне сказал. И родителей тоже он, - тихо ответила я.
- Это неважно, Люсь. Понимаешь… Если б я не подставился…
- Он нашел бы другой способ тебя убрать. Он все хотел забрать. А ты мешал. Он бы не остановился тогда.
- Люсь… Ты все равно поступила очень плохо. Очень. Это ладно, что все обошлось.
- Ну да… На меня дело завели?
Мы разговаривали в палате терапии, где я валялась уже сутки.
Меня нашли лежащей на снегу Макс и Гор, опоздавшие буквально на пятнадцать минут к основным событиям.
Говорят, Гор тащил на руках до машины, потом от машины до больницы, и рычал матерно на всех, кто пытался помочь.
Максик по этому поводу тоже возмущался немного. Но пока что не наседал.
Особых проблем со здоровьем не ощущалось, чувствовала себя вполне нормально, обморок перешел в глубокий сон, и в себя я пришла буквально час назад.
И весь этот час Максик промывал мне мозг. Очень, надо сказать, качественно.
Основная мысль промывания заключалась в фразе : «Какого хера ты все сделала сама и не позволила поучаствовать?»
Ну и вот теперь еще и «Какого хера молчала про Старика?»
Гора я еще не видела, он умотал, как сказал Макс, «решать вопросы» в полицию, а брат остался караулить мое пробуждение.
Ну и вот теперь проводил воспитательную работу.
А меня волновали вещи более приземленные.
Чувствовала я себя на удивление хорошо, руки-ноги не болели, в ушах не звенело, значит, контузии не случилось. Просто на нервяке в обморок упала, как барышня девятнадцатого века. Позорище. Еще позорней было только мое тупое поведение в особняке Старика.
То, как я разрыдалась, жалея себя, и чуть не попала под пулю.
Все остальное шло в плюс и никак не отягощало совесть.
Я осознавала, что сделала, нисколько не жалела и готова была отвечать за совершенное.
Потому и переключила разошедшегося брата на вопросы насущные.
- Какое еще дело? – подозрительно покосился на меня Максик, - ты чего? Там только пожар. А тебя и не было даже близко.
- Но как же… А рана на Старике?
- Какая? Ты чего? Нет ничего. От Старика только головешки. Ты упала на улице, плохо себя почувствовала… Испачкалась. Все.
- Но будут искать того, кто поджег, и Катька меня видела…
- Катька? Потом контакты ее дашь, проясню вопрос. А поджога не было. Взрыв бытового газа. Ты чего, малая? Угомонись уже и забудь нахер.
- А как вы так быстро?
- Не поймешь тебя, - заржал Максик , мгновенно превращаясь в обычного веселого раздолбая, - то быстро тебе, то медленно… Но вообще, подпол напряг военную авиацию. Потому что прямого рейса не было, тебе свезло в тот день. Пришлось ехать на военный аэропорт и оттуда лететь. Это пиздец, скажу я тебе. Такого блядского страха натерпелся из-за тебя, овечки тупой… Ну и здесь только прилетели, первым делом к Старику. А там пожар вовсю. И ты на снегу валяешься, вся в кровище…
Тут голос его дрогнул, а взгляд утратил веселость.
- Дура ты, малая… Я думал, прямо там сдохну… Еще когда подъезжали, пожар этот… Сука, как сердце не остановилось, не знаю… Я же решил, что ты внутри… Дура ненормальная. Обо мне не подумала совсем… Ну вот чего бы я делал, если б ты…
Он резко подался ко мне, обхватил, уткнулся неожиданно мокрым носом мне в шею. А я сама не выдержала, хлюпнула. Обняла его, прижалась, чувствуя, как отпускает. Полностью отпускает.
Все эти годы я все же подспудно ощущала свое одиночество. Невозможность рассказать самому близкому человеку о своей беде, невозможность быть полностью честной с ним, выстраивала барьер между мной и остальным миром. Замораживала.
И только недавно моя скорлупа начала трескаться.
Как это ни странно, именно с неожиданного плена, странных отношений с незнакомым мужчиной, который смог на интуитивном уровне поддержать.
И после этого стало легче.
И, наверно, если б не случилось того, что случилось, я бы все рассказала брату. Однажды. Взяв с него страшную клятву не мстить.
Но Гор по обычной ментовской привычке все выяснять полез туда, куда не надо, потоптался там, и меня сорвало с катушек.
И теперь непонятно, как быть дальше.
Хотя, что тут непонятного?
Если Гор все уладит, а по словам Макса он именно этим и занимается сейчас, то мы сможем свалить сюда туда, куда захочется.
Я теперь могу получить наследство, буду богатой и больше не придется заниматься тем, чем мы с Максиком занимались. Хватит матери на хоспис, хватит Максу на бизнес, хватит мне на развитие интернет-магазинов, как я и хотела.
Получается, я своей тупой попыткой красиво самоубиться решила все наши проблемы разом!
Черт… Это же хорошо!
Подальше отсюда, вдвоем с братом…
И подпола как раз освобожу от необходимости… От любой необходимости.
А то полетел сюда, правильный мент…
Пожалел…
Вот уж чего не требуется…
План в голове вырисовывался логичный, правильный. Как и всегда у меня.
- О, отлично! И папочка тут как раз!
Голос медсестры раздался неожиданно и заставил нас с Максиком оторваться друг от друга и непонимающе уставиться на нее.
Пожилая женщина улыбнулась, покачала головой:
- Рановато, конечно, в обмороки падать, но мало ли, как организм реагирует. Вы бы, папочка, последили за своей девушкой…
