— Я на грани, страусеныш. И чтобы для тебя не стало сюрпризом, ты же их так не любишь, предупреждаю. Если ты не перестанешь метаться, я посчитаю, что ты сделала выбор. Все, что можно будет трактовать в свою пользу, я буду трактовать именно так. Не добежала, не успела, засомневалась, потерялась, забылась — неважно. Все. Абсолютно все я буду расценивать исключительно как шаг в мою сторону.
Не только от близости Никиты, но и от его слов стало жарко. Мелькнуло ощущение, что если я просто кивну или даже если промолчу, тем самым приму его вызов. И он не будет ждать, когда я определюсь, когда буду уверена до конца. Он вполне может устроить сюрприз сейчас — затолкав меня обратно в салон машины, заблокировав двери, а когда мы заедем в гараж…
О, двери гаража он, конечно, заблокирует тоже. А потом заставит меня примерить все трусики, что оставил — с одной единственной целью — скорее избавить от них. Черные глаза откровенно рассказывали, как мужчина будет резко вбиваться в меня. Забыв на секунду, что до него я никого не подпускала так близко. Забыв, что первый раз лучше осторожно и нежно.
А когда вспомнит, остановится, тяжело дыша и боясь посмотреть мне в глаза, дабы не увидеть отвращения или страха. Но едва поймет, что ничего этого нет, снова сорвется и, подмяв меня под себя, начнет отчаянно двигать бедрами. И целовать. Целовать тоже отчаянно, потому что я просила не делать этого просто так, и он ведь так долго держался…
Он вообще удивительно долго держался…
— Будь уверена, — подтверждая мои видения, произнес негромко Никита, — если я поймаю тебя, страусеныш, хорошенько потреплю твои перышки.
— То есть, — ляпнула я, не подумав, — эти трусики мой ящик для белья тоже больше никогда не увидит?
В секундную паузу молчания, что между нами образовалась, я отчетливо услышала насмешливое карканье где-то там, наверху. И готова была поставить три медальки из шоколада, что это та же ворона, что прилетала ко мне и сидела на подоконнике. Любопытная, она захотела узнать, чем все закончится, а… Я не знала сама, понятия не имела. Сейчас, встретившись взглядом с Никитой, я очень жалела, что у меня крыльев нет, вообще никаких, эх… и обещание его папе остаться… эх-ех… Увы, есть только я, земное притяжение и друг в шоке.
— Анька… — Никита прикоснулся лбом к моему и беззвучно затрясся.
— Не смешно, — обиделась я и покачала в воздухе пакетом. — Я, может быть, правда переживаю!
— Может быть, правда, — выдавил он сквозь смех и наконец отстранился. — А вообще и на самом деле это была провальная попытка меня отвлечь.
— От чего?
— От себя.
— Ну не скажи… — я посмотрела на все еще закрытые ворота гаража, ничуть не сомневаясь, что если бы сделала что-то не так, если бы даже чуть глубже вдохнула, а у меня блузка с вырезом, уже была бы внутри помещения, без одежды, прикрытая мужским телом.
И тело это не просто так бы меня прикрывало, оно бы двигалось очень даже активно, и частично — во мне.
— Пять медалей за твои мысли! — пронзив меня взглядом, озвучил новую ставку Никита.
— Я еще те три не доела, — хмыкнула я и, протянув с намеком ладонь, заполучила свою выручку. — Отлично! Так и до пикника протяну, и на твою невесту успею посмотреть до голодного обморока!
— Черт! — Никита взъерошил черные волосы, крутанулся на пятках и виновато взглянул на меня.
— Одумался, что ли?
— Ага! Так, Ань, минуту. Подожди меня, ладно?
— Куда я отсюда денусь?
— Ну да, — согласился Никита и успокоился. — А если даже и денешься, я найду.
Никита вернулся в машину. Я видела, как отъехала в сторону дверь гаража и успела взглядом отметить, что там очень даже просторно и чисто. BMW направилось внутрь помещения, а я посмотрела вверх, на синее небо, в котором уже не кружилась насмешливая ворона, перевела взгляд на лес, раскинувшийся за изгородью, а потом вспомнила, что кто-то же пытался открыть машину, пока мы были внутри!
Обернулась — никого поблизости не увидела. Только где-то там, у центрального входа, по-прежнему стояли три женщины и Иван Петрович. А потом он повел их по дорожке, что-то показывая и рассказывая. Женщины слушали с интересом, задавали вопросы, а он отвечал. Кажется, ему даже стала нравиться эта компания.
— На что засмотрелась? — услышала позади себя голос Никиты.
— Твой папа с таким жаром рассказывает гостям про ваш сад!
— Папа? — Никита встал рядом со мной, присмотрелся и хмыкнул. — Единственное, что мой папа знает про сад — это то, какой именно участок травы я закрашивал ради мамы. Для него деревья и кустарники различаются только по росту и цвету.
— Но он же… — я немного растерялась, глядя, как мужчина продолжает рассказывать, и ведь явно видно, что увлечен и разбирается в этом вопросе. Заметив его движение рукой и отметив начало новой пламенной речи, все же поспорила: — Он только что начал рассказ про вон то хвойное дерево!
— Папа тоже называет тую западную холмструп — «вон то хвойное дерево», — хмыкнул Никита. — Так что можешь мне поверить, с таким жаром он рассказывает отнюдь не про сад.
— А про что же?
— Про нашу новую систему видеонаблюдения.
Так. Стоп.
Выдохнула. Прокрутила слова друга в памяти, пришла к выводу, что расслышала верно, и…
— Установленную на воротах? — понадеялась на крохотное чудо.
— В доме тоже.
— Везде?!
Здесь я уже ни на что не рассчитывала, но мало ли… Я ведь сегодня везунчик у случая или как?
— Не переживай так, в твоей комнате камер нет, — Никита обнял меня за талию, и я благодарно прижалась к нему спиной, чтобы не рухнуть вот прямо здесь и сейчас, потому что я ожидала продолжение фразы, ожидала и чувствовала, что именно я услышу. — В доме камера только в кабинете отца.
Ну да.
Чего-то такого я и ждала.
Везунчик как раз «или как».
В какой-то момент папа Никиты прервал свою речь, обернулся и взглянул на меня с усмешкой. Теперь я была уверена — он знал, что я сделала. Знал и предвкушал момент моего разоблачения.
И мне бы испугаться, но все равно уже поздно и бесполезно. Мне бы бежать со всех ног, но я обещала остаться. И потом, его усмешка была настолько знакомой, что мне почему-то не было страшно.
Не было, вот и все.
И потом, самое главное, что бутылка цела, не вскрыта и за пределами этого дома.
Я мысленно разрешила себе отпустить эту ситуацию, не растрачивая впустую те незабываемые мгновенья, что пока еще здесь. Переплетя свои пальцы с мужскими, улыбнулась в ответ Ивану Петровичу и позволила Никите увести меня в загадочном направлении. Впрочем, загадочным оно было ровно до тех пор, пока я не услышала дразнящий и ни с чем несравнимый запах жареного мяса на углях.
