Рэй усмехнулся:
– Угробил?.. Какая драма! Ты недооцениваешь силу нашей крови. Поверь, несколько глотков ничего не изменят. А то что больно? Так потерпит, не впервой. Боль бывает очень даже пикантной, как зажигательная приправа.
От выражения животной похоти, светящейся в глазах Кинга, Линде захотелось сжаться и исчезнуть как шагреневая кожа после выполнения последнего желания.
– Хочешь попробовать? – кивнул он ей
– Нет, – в ужасе замотала головой она.
– Оставь её в покое! – встревоженно прошипел Артур. – Ливиан, уведи отсюда Мередит. Нормальным людям не место на наших семейных разборках. Им после них прямая дорогая к психиатру.
– Я никуда не пойду! – снова попыталась вырваться Мередит.
– Ну и дура. Выбирайся, пока можешь, – без всякой интонации бросил Кинг.
– Я позвоню, – с этими словами Артур впихнул ей в руки ворох одежды и выставил за порог комнаты.
Игнорируя пристальный взгляд Ливиана, вышедшего следом за ней, Мередит нервно натянула на себя одежду. Стало одновременно теплее и спокойнее, как бывает после того, как выпьешь тёплого молока.
– Я отвезу тебя домой, – холодно сообщил Ливиан. – Пошли.
– Ты уверен, что это правильная идея – оставлять их вдвоём? – волновалась Мередит.
Ливиан скользнул по ней ничего не выражающим взглядом:
– Уверен.
Видя, что она всё ещё колеблется, он сжал пальцы на её предплечье и потянул за собой, не оставляя возможности выбора.
– Но Ливиан! Артур же твой брат! Неужели ты совсем за него не переживаешь?!
– Я отлично знаю Артура и потому не вижу смысла переживать, – ледяным голосом прозвучало в ответ. – Садись в машину.
– Мы не можем его бросить…
– Мы?! – взгляд Ливиана был придавливающим и уничтожающим. – Мередит, ты мне, конечно, не поверишь, но единственный человек, кого здесь стоит защищать – это ты. Артур сумеет о себе позаботиться.
– Как ты можешь быть таким бездушным? – поразилась она.
Ливиан сжал челюсть так, что у него желваки заходили. Взгляд на мгновение сделался волчьим, как если бы он был не человеком, а оборотнем.
– Поверь, чем дальше я сейчас буду от него, тем для него же самого лучше. Ты даже не представляешь, до какой степени мне хочется свернуть к чертовой матери его пустую голову!
– Он твой брат! Ты не можешь…
– Не говори мне, чего я могу, а что нет!
Мередит впервые слышала, чтобы Ливиан повышал голос. Словно устыдившись эмоционального порыва, он отвернулся, проводя руками по волосам. И было в это жесте что-то, отчего щемило сердце.
– Садись в машину, – совсем другим тоном, тихим голосом, из которого словно вымыло всё эмоции, проговорил он.
– Я не…
– Садись в машину! И перестань жалеть Артура. Он этого не заслуживает.
Мередит, тяжело дыша, смотрела на Ливиана.
Чёрная, распахнутая на груди, куртка, белая водолазка с высоким воротом под горлышко, тёмные волосы, по сравнению с которыми кожа казалась белой, как морская раковина – она вдруг резко ощутила его присутствие, почувствовав его каждой клеточкой тела, что испуганно отпрянула.
Что с ней не так? Видимо, окружающее безумие заразно? Нужно срочно сбежать куда-то туда, где можно спрятаться, зализать раны, разобраться в себе, пока она не наделала опрометчивых, непоправимых поступков.
– Я понимаю… вернее, могу понять твоё осуждение. Но не говори плохо о своём брате, – попросила она.
– Да что ты? – саркастично скривился Ливиан. – А если этот родной брат заслуживает плохих слов? А, может быть, и чего похуже? Ты его не знаешь!
– Ты не прав.
– Думаешь, покувыркавшись с человеком с пару часов в кровати, познала его душу? Глупо, Мередит. Ну, ладно, пусть не глупо – наивно. А пользоваться чужой наивностью – подло. И в этом меня не переубедить. А теперь садись уже в машину. Твоя сестра с ума сходит. Давай это исправим?
Что оставалось делать? Мередит села.
Сердце разрывалось от противоречивых чувств – не просто противоречивых, а по логике вещей, взаимоисключающих друг друга.
Неправильно чувствовать влечение к двоим, совсем неправильно! Мередит, под чутким руководством Линды впитавшая все самые строгие жизненные правила и от души их разделяющая, не столько не понимала себя (понимать тут нечего), сколько не принимала.
Одно сердце – один мужчина. Никаких других вариантов.
Но сейчас дело было в не в выборе между мужчинами. Мередит всерьёз беспокоилась за Артура. Она понимала, что, упорствуя в своём желании остаться, никому и ничему не поможет. Сам Артур недвусмысленно дал понять, чего хочет – чтобы она уехала. Но буря в сердце продолжала бушевать с неистовой силой, и ничего с этим нельзя было поделать.
Ливиан провернул ключ в замке зажигания и машина, мягко качнувшись, стронулась с места, отдаляясь от домика, в котором среди тьмы уютно светился тёплым огоньком свет.
Какое-то время они ехали молча.
Мередит за дорогой не следила, погружённая в свои переживания, грустные мыслит и настроения.
– Почему вы с Артуром не ладите? – озвучила она волнующий её вопрос.
Казалось, Ливиан не расслышал. Вести автомобиль в такую погоду по размытой таявшим снегом дороге было то ещё удовольствие, но Мередит не сомневалась, что причина не в этом.
– Что вы не поделили? – не отставала она, не особо надеясь на ответ.
Но он ответил:
– В данный момент – тебя. Я поступил как последний дурак, поставив в красный угол твои чувства и твою долбанную невинность, в очередной раз убедившись, что терпение вовсе не лучшая тактика в отношении женщины.
– Ты это сейчас вообще о чём?
Ливиан тряхнул головой, словно отгоняя назойливую муху. Или мысль.
– О, я тебя прошу, давай не будем есть друг у друга мозги чайной ложечкой? – фыркнул он насмешливо. – Можешь отрицать, если хочешь, но до того, как между мной и тобой вклинился Артур, всё у нас было иначе, чем сейчас правда? Он, между нами, как стена. Он всё испортил. И всегда так делает – встаёт между мной и тем, что на данный момент мне дороже всего, а жизнь катится к чёрту, разбивается вдребезги, не поддаётся исправлению. А попробуй-ка на него разозлиться? Куда уж! Смотрит своими змеиными, вытягивающими душу глазами, весь такой ранимый, страдающий и болезненный. Ну как тут не устыдиться самого себя? Как не отойти в сторону ради счастья младшего брата? Я же сильный, я справлюсь. Я не стану бросаться с крыши, пить кислоту, биться головой об стену.
От горечи и злости, которым сочился тихий, напряжённый голос Ливиана Мередит стало совсем грустно.
И жалко – и его, и Артура, и себя – тоже.
