К тому же в Швейцарии имелись четыре языковые группы; большинство говорило по-немецки, за немецким следовал французский язык, потом итальянский и, наконец, романшский, которым пользовались всего тысяч пятьдесят жителей, тем не менее он в своем уголке процветал. Швейцарцы с гордостью утверждали, что в пику Гитлеру и его тирадам об арийском превосходстве придали романшскому языку статус государственного. В этом была доля правды, однако сопротивление Гитлеру было скорее неявным и символическим, а вот открыть проход через свою территорию для армий Германии и Италии пришлось не понарошку. И все-таки это милый жест в сторону языкового многообразия, и сделан он был в то время, когда правительства Франции и других стран активно душили местные диалекты. Швейцарцы всегда шли против течения, всегда противились расхожим представлениям, волнами накатывавшим на Европу в виде интеллектуальных поветрий, начиная от моды и кончая участием в мировых войнах.
Хорошо, пусть швейцарцы загадочны. Тем не менее проект «2000 ватт» – неплохая идея. Фрэнк легко выполнял норму, его годовое потребление энергии фактически не превышало уровень Бангладеш. Жил он либо в квартире, либо в сарае, машины не имел и не брал напрокат, самолетом не летал, ел почти одну вегетарианскую пищу. Имелись веб-сайты, на которых человек мог довольно точно рассчитать личное потребление энергии, в том числе счет за электричество, пробег транспорта и стоимость продуктов в магазине. Подобные калькуляторы существовали уже в начале века, если не раньше, но, насколько Фрэнк мог судить, ими никто не пользовался. Так люди с лишним весом избегают взвешивания. Кому нужны плохие новости?
В задумчивости перебирая ссылки, Фрэнк наткнулся на очерк, деливший все население мира на три группы по состоянию богатства и уровню потребления в зависимости от способов передвижения. Треть мира перемещалась на автомобилях и самолетах, еще треть – на поездах и велосипедах, последняя треть – пешком.
Фрэнк обдумал вытекающие из этого выводы. Немного погулял – в Цюрихе это было легко сделать, прогулки заменяли ему другие развлечения. Такую возможность давали многие города. Были, конечно, такие, где ходить пешком не представлялось возможным, как в Лос-Анджелесе, и люди придумали этому явлению новые названия – конурбация, агломерация, мега-сити, однако в большинстве городов еще можно было ходить пешком, по крайней мере в центральных районах и основных узлах. В любом случае, если жить в таком городе, как Цюрих, прогулка пешком – сплошное удовольствие.
Разумеется, порой приятно выехать за город, посмотреть что-то новое. А значит, надо сесть в трамвай или поезд, но подсчет ватт не прекращался и на транспорте. «Общество 2000 ватт» снабдило своих членов множеством графиков для вычисления индивидуального потребления, в том числе ватт на километр. Ясное дело: по сравнению с другими Фрэнк редко путешествовал. Ничего страшного. У людей с больной психикой потребление энергии неизбежно падает, ведь они не способны жить нормальной жизнью. Он залег под грунт, жил в норе, как барсук. Возможно, даже впал в спячку, ждал наступления чего-то похожего на весну.
Как бы то ни было, Фрэнк служил идеальным примером экономного образа жизни. Барсук неплохо устроился. Размышлять о жизни с точки зрения расхода энергии было интересно, это стало его личным проектом, самолечением. Однажды один психотерапевт усомнился, не самобичевание ли это, но Фрэнк так не считал. Он не различал свои методы самолечения по степени добродетельности. Самодостаточность всегда обманчива, он отдавал себе отчет, что зависит от окружающих не меньше других. Однако его интересовало, получится ли достигнуть большего с меньшими затратами. Новое занятие хотя бы убивало время. И помогало держаться подальше от камер.
Фрэнк завел привычку спускаться по склону холма в центр помощи беженцам на севере Цюриха и дважды в неделю вечером помогать готовить бесплатный ужин. В братания с беженцами он больше не вступал, затея была явно ошибочной, для нее у Фрэнка не было ни сил, ни возможностей. Однако теперь у него хотя бы имелась работа: он мог подставить плечо, помочь проворачивать шестерни мира. Вечерние ужины готовили женщины-швейцарки, им помогали работники различных благотворительных или гуманитарных организаций, школьные группы, церковные общины либо люди, отрабатывавшие на благо общества какую-нибудь школьную или юридическую повинность. Организаторы не спрашивали фамилий – только имена – и не задавали лишних вопросов. Фрэнк помогал расставлять столы и стулья, стелить скатерти, раскладывать столовые приборы, резать на порции даровые пирожные и пироги, наводить порядок на кухне и в помещении. Простая работа приносила успокоение, позволяла присесть рядом с посетителем, спросить, как дела, не вступая в обстоятельные разговоры. Некоторые из гостей не желали поддерживать беседу, особенно по-английски, другие не упускали шанса – отличить одних от других было несложно.
Помещением для ужинов служил общественный центр, расположенный неподалеку от первого по течению моста через Лиммат, дальше вокзального моста. На обоих берегах к мосту подступали крохотные парки, откуда взорам довольных швейцарцев представала картина укрощенной реки, текущей в рукотворной теснине под одним из замысловатых цюрихских мостов. Вид действительно захватывал дух. Фрэнк подолгу смотрел на водовороты под стоком моста, тяжело вращающиеся, как жидкое тесто в гигантском миксере. Один из помощников, если Фрэнк правильно расслышал, назвал это место «шприц-парком» – фраза прозвучала на швейцарско-немецком диалекте. Очевидно, раньше – а может быть, и до сих пор, – здесь находилась точка продавцов дури. Рядом с парком – пункт выдачи одноразовых шприцев.
В те дни до и после ужина в парке собирались беженцы из лагеря. Возможно, там происходило что-то незаконное, Фрэнк об этом ничего не знал. Временами на мосту появлялись полицейские, они даже иногда останавливались и с кем-нибудь болтали, однако никаких признаков борьбы с преступностью не было, никто не разбегался в панике, не выделялся своим поведением. В детские годы Фрэнка полиция вела себя совершенно иначе. Если на твоем пороге полицейский, жди неприятностей, значит, что-то не так. Рослые мужчины в форме вызывали безотчетный страх. В Цюрихе, как и везде в Швейцарии, полицейские выглядели и вели себя как трамвайные кондукторы, даже сканеры у них не отличались. Офицеры полиции редко носили оружие, в парах мужчин и женщин было поровну. Такие пары скорее напоминали выездные группы брачных консультантов. Они подходили к людям, задавали вопросы, но и в этом вели себя наподобие кондукторов, потому что трамваи работали в Цюрихе по принципу доверия, все покупали билеты в киоске или заводили годовой проездной, и вероятность появления проверяющего билеты кондуктора составляла один случай на пятьдесят поездок. Кондукторы медленно передвигались по вагону, люди, завидев их, первыми предъявляли билеты и проездные, проверяющие, молча кивнув, шли дальше. Зайцы встречались крайне редко – в основном не разобравшиеся в правилах туристы.
То же самое, похоже, происходило и в парке. Своим появлением полиция как бы задавала вопрос: «У вас все по закону?» Да, по закону. Люди, беседуя с полицейскими, отвечали «genau» – «точно»; швейцарцы любили это слово и пользовались им вместо «хорошо», «конечно» или «все в порядке». Точно. И вот уже полицейские, кивнув, идут своей дорогой, а люди – своей.
