– Вещи? – она свела брови к переносице. – Думаю, пока Alex … – Клер замялась, – пока мой брат неизвестно где, самым правильным решением будет, если вы с мальчиком останетесь жить у меня. И нет, вы нисколько меня не ущемите! Василий прелестный ребенок и удивительно хорошо воспитан.
Она шагнула ко мне и, взяв меня за руку, накрыла мои пальцы второй ладонью.
– А видеть вас рядом, Мария, само по себе счастье для меня! – ласково улыбнулась мне женщина.
То ли я надышалась парами бурбона, то ли так и не протрезвела до конца, но я вдруг смутилась и, чувствуя, как заливаюсь краской, призналась:
– Вы мне очень нравитесь, Клер … сказать по правде, я тоже счастлива нашему знакомству. Но меня не привлекают женщины. Меня в принципе никто кроме князя Милевского не привлекает… и мне совсем не хочется избавляться от предрассудков... Простите! – глядя в её широко распахнутые глаза, горячо воскликнула я.
Клер наклонила голову к плечу, и, прыснув, заливисто расхохоталась.
– Вы очаровательны, дорогая! Но не волнуйтесь, влечение должно быть обоюдным. Люди, интересующиеся лицами своего пола, вовсе не обязаны набрасываться на всякого в поле своего зрения.
– Разумно, – откашлявшись, ответила я. – И даже несколько отрезвляет. Во всяком случае, я чувствую себя глупо как никогда.
Она снова хохотнула, и чуть сжав мои пальцы, заявила:
– Не переживайте! Я утешусь тем, что мой дорогой Alex – счастливейших из мужчин. Раз уж вы заранее отвергли меня, – лукаво улыбнулась француженка.
– Я – сторонник превентивных мер… – буркнула я, не зная куда деть себя от неловкости, осторожно забрала ладонь и потянулась к ведру.
– Мари?
– Да?
– Дайте-ка я вас поцелую.
От неожиданности я отпустила ручку ведра, та брякнулась о железо. А мадам Дюбуа закусила губу и, глядя на моё, по всей видимости, ошарашенное лицо, звонко рассмеялась:
– Только как сестру!
Я не успела ответить, громко щелкнул замок этажом ниже:
– Что за шум, что происходит?! – недовольно крикнул сосед Клер по-немецки. Вероятно, владелец часового магазина на первом этаже, на вывеске я видела фамилию.
Клер приставила указательный палец к губам, а когда недовольный ранней побудкой мужчина, вернулся обратно к себе, я сама шагнула к француженке и обняла её, целуя в щеку. Она ласково погладила меня по голове, и я поняла, как сильно была напряжена.
Не просто дались мне известия, не просто было мне принять откровения Насти.
– Спасибо, – вздохнула я, отстраняясь от единокровной сестры Алексея. – За всё.
– Мы с вами почти родня, Мари. Не нужно благодарностей, – серьезно сказала она и, покосившись в сторону ведра, с улыбкой заметила: – А вот вылить грязную воду, пожалуй, стоит.
Воду я вылила, а вернувшись в дом, умылась и привела себя в порядок. К пяти я была полностью собрана, кабы не воспаленный взгляд, и не скажешь, что толком не сплю вторую ночь…
И нечего спать! Ты и без того слишком долго спала, лелея прошлые обиды, не замечая настоящего. Довольно прятаться в раковине сожалений, встань и иди, наконец, вперед! За Милевским, раз уж без него будущего для тебя нет.
Я сцепила челюсти и посмотрела на своё отражение. Клер привела меня к себе в спальню и, усадив напротив трюмо, идеальной волной уложила мне волосы – у француженки имелся с виду пыточный инструмент – щипцы для завивки. Василий с восторгом следил за этим священнодействием, отвлекаясь от выданного ему Клер учебника французского.
– Будь у меня фотоаппарат, за ваше изображение сражались бы все похоронные бюро Парижа, такое мрачное у вас лицо, – заметила мадам Дюбуа, глядя на меня в зеркало трюмо.
Всё утро Клер мешала мне вдоволь насладиться страхами за Алексея, волнением перед предстоящей встречей с Чернышовым и стыдом за мои относительно её ко мне интереса предположения, беспрестанно подтрунивая надо мной.
– Хотя нет, – француженка закусила губу.
– Нет? – переспросила я, вдруг понимая, что давно уже не ощущаю никакой неловкости, и на губах моих то и дело мелькает пусть и несколько кривая, но улыбка.
– Нет, – кивнула Клер, осторожно убирая щипцы. – На скорбную вдову вы походите мало, а вот на Орлеанскую деву – вполне. Не хватает только оружия, и вы – готовы к войне.
Я заправила короткую прядь за ухо и, поднимаясь с пуфа, взглядом зацепилась за забытый портсигар Денских. Чем распивать бурбон, стоило её расспросить…может быть, нашелся бы след и утраченных бриллиантов? Настя состоит в красном кружке, и если камни ушли на цели революции, кто знает, не с их ли продажи оплачивались убийства несчастных девушек?
– Будем надеяться, оружие не понадобится, – рассеянно ответила я. – Но вы правы.
– Права? – улыбнулась француженка.
Расправив плечи, я подмигнула заскучавшему над наукой Василию. Мальчишка тут же вернулся к книге, и я пояснила:
– Да, я готова к войне.
– Идите, Мари, – мадам Дюбуа обняла меня в дверях. – Мы будем ждать вас с нетерпением. И учить французский.
Чтобы не стеснять Клер, я хотела взять ребенка с собой. Но француженка настояла оставить его с ней хотя бы сегодня. «Безумие – водить мальчика за собой», – серьезно сказала мне она, и я согласилась. Кто знает, чем для всех нас закончится этот день?
– До встречи, – кивнула я и, быстро расцеловав их с Васей на прощание, ушла.
Степан ждал у парадной.
– Как же, барышня… а чемоданы?
– Едем! – я взмахнула рукой, предупреждая его расспросы, и уселась в коляску.
Весь путь до Варшавского слуга бурчал о вздорном нраве княжеской невесты, я же прислушивалась к шепоту города, присматривалась к сонным прохожим, и … видела. Сорванные с досок объявления, осколки стекла, хмурые лица рабочих, нервных дворников и сосредоточенных городовых.
Из-под копыт пылило, громко дребезжал проезжающий рядом трамвай, по Обводному шли груженые баржи.
– Тпру! – заорал вдруг Степан, останавливая лошадь. – Куда лезешь, скотина! – зло крикнул он, и я привстала, высматривая причину остановки, но разглядела только темное пятно и будто свалянную в грязи серую шерсть. Пёс?
– Пшел вон! – взмахнул кнутом слуга.
Пятно зашевелилось, даже ветер с канала не смог унять поднявшуюся отвратительную вонь. Нет, не пёс, человек. Во всяком случае, был им когда-то. Встав на четвереньки, бездомный пьяница наставил на меня черный палец и засмеялся, обнажая в злобной улыбке гнилые зубы.
– Сидишь, барынька? Сиди! Недолго тебе осталось клещём сосать кровушку с тела Руси! Благая Зинаида видела ангела! Он сожжет тебя заживо, и будешь ты корчиться в синем огне! – сплевывая темную слюну на землю, с подвывом закончил он.
